Юрий Рытхэу: Чукотский анекдот

Но сейчас, почти трезвый, Пестеров советовал своему земляку быть поосторожнее с валютой:

— Закон о валюте не отменен, хоть и давно не соблюдается. В случае чего могут тебя прищучить.

— Ты бы мне помог, — попросил Кутегин. — В долгу не останусь.

Пестеров изучал английский в школе, в педучилище, потом в партийной школе. Благодаря прекрасной памяти, он даже в затуманенной алкоголем голове сохранил некоторые познания и вполне мог объясниться.

Тем временем громада «Маккинли» остановилась, и встречающие увидели, как вниз пошли оба якоря. На воду были спущены сразу шесть вместительных шлюпок. Заполненные пассажирами, они двинулись к берегу. Когда первая шлюпка коснулась носом улакского галечного берега, с верхнего этажа школы грянула мелодия американского гимна. Это играл местный баянист Теркие. Его, парализованного, старшеклассники принесли на руках на второй этаж школы и посадили перед раскрытым окном. Смолкли последние аккорды торжественной музыки, и пограничники приступили к проверке документов. Дудыкин обернулся к Боротоевой и строго спросил:

— А где наш гимн?

— Который? Старый у нас еще со словами о мудром Сталине, а нового так и не прислали.

Доверенные туристы вставали в сторонку, под американский флаг, который держала высоко в руках Боротоева. Она бойко и громко говорила по-английски к зависти и злости Дудыкина, который не понимал ни слова. Проверка документов продолжалась долю и утомительно. Возникла задержка с американскими эскимосами. Почему-то их новенькие паспорта вызывали особенное подозрение у пограничной стражи. Наблюдавший за этой затянувшейся процедурой молодой американец на довольно чистом русском языке громко сказал:

— Вообще-то, согласно новым договоренностям между нашими странами эскимосы имеют право безвизового въезда на Чукотку.

— К нам еще не поступили такие документы, — вежливо ответил Чикин. — Должны быть особые инструкции.

Молодой американец, а это был Роберт Карпентер, пожал плечами и хотел было подняться на гребень галечной гряды, на которой толпились встречающие, но его остановил окрик Боротоевой:

— Не отделяться от группы!

Тем временем другой американец, усатый и черноволосый, который находился среди американских эскимосов, подошел к Боротоевой:

— Нам, представителям местного населения Аляски, не нужна обычная туристская программа.

Боротоева внимательно посмотрела на него. Он совершенно не походил на эскимоса.

— Позвольте представиться — профессор Майкл Кронгауз, — он протянул руку. — Руководитель Центра местных языков Аляскинского университета.

— Я слышал про вас, — вперед протиснулся Яша Тагьек.

К удивлению всех, потомок нувуканских эскимосов и американский профессор бойко заговорили между собой. Прислушиваясь к ним, Дудыкин чуть не крикнул: «Говорите по-русски!» Но так он мог оборвать забывшегося местного жителя Чукотки во время его телефонного разговора с родственниками из дальнего селения. А эти все-таки иностранцы, черт бы их побрал! Привыкший повелевать, командовать, сознавать себя человеком, причастным к государственным секретам, Дудыкин чувствовал себя растерянным и даже до некоторой степени униженным. В конце концов он оказался где-то в стороне, оттесненный хлынувшей навстречу гостям толпой. Боротоева тем временем громко прочитала туристам программу и велела следовать за собой. Первым пунктом значилось знакомство с древним селением Улак.

— Название Улак, как утверждают этнографы. — повествовала Боротоева, бойко пересказывая брошюру историка Владилена Леонтьева о топонимике Чукотки, изданную Въэнским краеведческим музеем, — происходит от эскимосского слова «улак», что значит в переводе «женский нож»…

Туристы бойко строчили в блокнотах, подносили репортерские магнитофоны, снимали на видео и щелкали фотоаппаратами.

Майкл Кронгауз вытащил из большого конверта увеличенную фотографию и, то и дело поглядывая на нее, озирался вокруг. Оказавшийся поблизости Пестеров глянул на снимок через плечо.

Фотография оказалась панорамным снимком старого Улака, который смутно помнил Пестеров. Такого Улака он, конечно, никогда не видел, но старые, давно ушедшие мастера — Хухутан, Вуквутагин и Туккай — любили изображать именно этот вид на длинном моржовом бивне. Родное село очень подходило для перенесения на моржовый бивень, потому что было растянуто в длину галечной косы. С одной стороны коса омывалась лагуной, с другой — Ледовитым океаном.