Екатерина Мартынова - Исповедь узницы подземелья

Было жутко услышать эти зловещие слова. Но собирая последние силы в кулак, я продолжала бороться за жизнь. Я не имела права нарушить безмолвное обещание родным вернуться к ним.

От неподвижного образа жизни моё тело ослабло, и я приняла решение заняться спортом. Приседала, качала пресс, разминала спину, приводила в тонус мышцы на руках с помощью двух полуторалитровых бутылок с водой, поднимая их вверх. Независимо от своего настроения и самочувствия я каждый день занималась физкультурой. К концу моего заточения количество подходов на каждом упражнении достигало пятисот раз. В будущем, когда я обрела свободу, эти занятия помогли мне восстановиться, чтобы вести обычный образ жизни и при этом не уставать.

2003 год: все повторяется

Третий новый год в заточении мы с подругой постарались отметить хоть как-то повеселее. Я попросила Мохова принести нам продукты на салат «Оливье», немного копчёной колбасы, селёдку и каких-нибудь фруктов. Радости праздника не ощущалось, но мы продолжали жить, надеясь на спасение, а это было самым главным.

Следом за новым годом прошел день рождения Лены, ей уже исполнилось двадцать лет. Существование в четырёх стенах оставалось все таким же однообразным. Наш мучитель приходил каждый вечер. Его сексуальный аппетит не пропадал. Он всё также требовал нас к себе по очереди.

Выглядел Мохов всегда одинаково: чёрные, заношенные до потёртостей брюки и рубашка, которая менялась в зависимости от времени года. Зимой он носил красную в чёрную клетку, а летом – светлую в мелкую полоску и с коротким рукавом. По фигуре было заметно, что он много занимается физическим трудом: крепкие руки с грязными ногтями на пальцах, широкая спина, какие-то большие несуразные ноги. Лысина на макушке с каждым годом увеличивалась все больше, и он, стараясь скрыть плешь, отращивал оставшиеся вокруг нее волосы. От него постоянно пахло потом, и я догадывалась, что в душе он бывает крайне редко. Правда, лицо всегда было гладко выбрито, но я думаю, это была механическая привычка, устоявшаяся с молодости.

Однажды в конце весны наш мучитель спустился к нам в бункер:

– Скоро к вам еще девку приведу, – шокировал он нас. – Надо верхний ярус над кроватью надстроить, на одной койке вам тесно спать будет.

Верить в этот абсурд не хотелось, но работа по строительству второго этажа вскоре закипела.

Это было воскресенье. Мохов долго спускал запчасти для будущего спального места несчастной девочки в зеленую комнату, раздражая нас скрежетом. Потом переложил к нам в бункер материалы для строительства и залез сам. Чтобы кто-нибудь из нас не смог быстро выскочить в окошко люка на улицу, он перегородил его железной трубой, поставив ее таким образом, что один конец скрывался в предбаннике, а другой упирался в пол нашего подвала и придерживался с помощью тяжелого металлического уголка. А потом, все еще опасаясь за свою безопасность, быстро выдвинул кровать на середину и загнал нас к противоположной от выхода стене.

У Лены уже был достаточно большой живот, и ей с трудом удавалось двигаться, поэтому во время строительных работ Мохов больше следил за мной, время от времени грозя мне длинной железякой, которую он держал рядом с собой.

У меня опять не было шансов на побег. Получить по голове этой палкой совершенно не хотелось, и я так и не решилась сбежать на казавшуюся такой близкой свободу.

В следующий выходной наш мучитель закончил свою работу и, притащив матрас, велел нам его расстелить на железную пружину, натянутую над нашей постелью.

– Белье выдам, когда третья появится, – мерзко оскалился он.

Мне было безумно жаль эту еще не существующую девочку. Я, кажется, даже представляла, как она выглядит: невысокого роста, со светлыми волосами и испуганными, заплаканными глазами, все еще не верящими в происходящее. Но время шло, а третья узница так и не появлялась.

Много раз я прокручивала в голове события того дня, когда я подняла трубку телефона и договорилась пойти даже не со своей подругой, а с подругой сестры, на городской праздник. В тот день я совершила слишком много ошибок. Начнем с того, что я не должна была ехать на эту дискотеку. Мама меня не отпустила бы, но я проявила своеволие. Потом пропустила время, когда должна была вернуться домой, вслед за этим пренебрегла правилами безопасности и села в машину к незнакомцам, согласилась выпить спиртное, не сопротивлялась, когда они решили покатать нас по ночному городу… А когда мы приехали уже в Скопин? Я ведь уже немного отошла от снотворного и могла бы спокойно выйти из машины и начать кричать и звать на помощь! Побежать, стучаться в любой дом, прося о помощи. Но я была как парализованная… Даже когда мы заехали во двор нашего мучителя, я все еще могла попытаться убежать, поднять шум, привлекая соседей. Но я не сопротивлялась, даже когда Мохов начал запихивать меня в окошко под гаражом! В тот вечер у меня будто бы отключился инстинкт самосохранения. Я совершенно не боролась за свою жизнь. Все эти размышления угнетали меня. Я искала себе оправдания и не находила их. Но наравне с этим считала и продолжаю считать, что такое наказание – почти четыре года подземного существования – слишком высокая цена за легкомысленность.