Екатерина Мартынова - Исповедь узницы подземелья

К моему увлечению рисованием и сочинением стихов прибавилось, еще одно – склеивание бумажных домиков. Теперь я просила Мохова принести мне клей, цветной картон, спички. Он ворчал, но покупал требуемое. Поделки были миниатюрные, но реалистичные, даже с обстановкой внутри. Мебель в размере не превышала половину подушечки жевательной резинки, а сами особнячки были не больше стаканчика из-под йогурта. Сначала я как настоящий строитель возводила фундамент, потом ставила перегородки, клеила обои, расставляла мебель. Фасад делала из целлофана, чтобы можно было разглядеть, что внутри. Это занятие меня очень увлекало и помогало отвлечься от тяжелых мыслей, постоянно крутящихся в голове. Моё враз закончившееся девичье детство я пыталась продлить хоть так, создавая игрушечные домики взамен потерянного Дома…

Не в силах смириться с тем, что мой мир теперь состоит из шести квадратных метров, я придумала свой маленький мирок, где в окружении созданных мной акварельных пейзажей стояли картонные домики, в которых обитали нарисованные мной люди, переживавшие чувства, описанные в моих же стихах или рассказах, которые я также пробовала сочинять.

Однажды Мохов принес мне альбом, обложку которого украшала сцена из мультфильма «Ну, погоди». Она мне так понравилась, что я нарисовала гуашью эту картинку на одной из стен бункера. Позже в нашей темнице появилось улыбающееся солнышко и плывущие по небу облака. Со временем картинки заросли плесенью, и это выглядело еще более мрачно, чем пустая стена.

На каждый день рождения близких я посвящала им стихотворение, где поздравляла с праздником и обещала вернуться. Я верила, что когда-нибудь почитаю им эти четверостишия.

Прошло еще одно подземное лето. Возможности сбежать из своего плена у меня совершенно не было. Редкая вылазка к окошку. подышать свежем воздухом не давала не единого шанса осуществить побег. Во-первых, порог люка едва ли доставал мне до груди, тем самым препятствуя быстро выскочить на улицу. Во-вторых, Мохов всегда крепко сжимал мое предплечье, давая понять, что он держит все под контролем. Мне казалось, что любые попытки бороться с ним были бы нелепы – в этой схватке я бы явно проиграла и, скорее всего, была бы наказана за бунт.

Сотни раз я, лежа под своим мучителем, представляла, что у меня в руке пистолет и я выстреливаю ему в спину. Раз, другой, третий. Пока не закончатся пули, а эта зеленая ненавистная комната не станет красной от его ядовитой крови.

В ноябре Лена поняла, что беременна. Мысли о том, что весь ужас первых родов нам придется пережить вновь, добивали меня. Мы снова и снова просили нашего мучителя отпустить нас на волю.

– «Оставь надежду всяк сюда входящий», – будто издеваясь, процитировал он однажды средневекового поэта Данте Алигьери.