Разве не похоже то, что делал Майгюс с Данаей на то, что делал Мохов с нами? Фактически и фабульно действия разные, но природа поступков – одна и та же. Люди не могли управлять своей сексуальной энергией и, неуправляемая, она стала разрушительной силой.
Относительно нас с Леной и Мохова скажу так. Да, Мохов не был подвержен сексуальным извращениям, он просто являлся (по моему глубочайшему убеждению) психически ненормальным человеком, хотя и не был признан таковым – в НИИ имени Сербского В. Мохова признали вменяемым.
На следующий после родов день наш мучитель принес кучу старых простыней на пеленки для Владика. Потом появилась половина от потертого старомодного чемодана. Мы, поставив ее на табуретку, настелили внутрь тряпок. Получилось что-то вроде детской колыбельки. Из обрезков ткани, принесенных Моховым, я сшила для Владика распашонки и чепчики, и вскоре у малыша образовался свой небольшой гардероб.
У Лены постоянно пропадало молоко, и от того, что малыш постоянно недоедал, он много плакал и плохо спал. Мы с подругой по очереди качали его на руках, пытаясь успокоить. Устав смотреть, как мучается ребенок, Лена попросила Мохова принести смесь, но получила отказ.
– Ты сама не хочешь его кормить, – припечатал он. – У каждой бабы молоко есть.
Подруга плакала и силой выдавливала из груди прозрачные капли в маленький ротик сына. С моей точки зрения малыш не был похож ни на одного из родителей, скорее всего, он был слишком крошечным, чтобы оценивать его черты посторонним взглядом. Мне он напоминал маленького невинного ангела спустившегося с небес в наш подземный ад. Солнце, достаточное питание, хороший сон, свежий воздух – этот несчастный ребенок был лишен всего, что в достатке доставалось детям, живущим в нормальной ситуации. То, что он не умер спустя несколько дней в том подвале – это просто чудо…
От того, что мы постоянно готовили, мылись, стирали и сушили пеленки, в подвале стояла сырость. На стенах и потолке начала расти плесень, и в неимоверном количестве развелись страшные черные жуки. Они по большей части обитали над кроватью и часто срывались вниз. Ложась спать, я старалась накрыться одеялом с головой, чтобы эти твари не ползали по моему лицу и волосам.
С рождением Владика мое внутреннее состояние стало намного хуже. Я еще больше уверилась в том, что наш мучитель психически ненормален, раз допустил, чтобы его родной сын родился в таких нечеловеческих условиях, и продолжал там жить. Чем был виноват этот малыш, которого его собственный отец готов был обречь на такое существование?
Что будет с ребенком и нами дальше я не понимала.
Спустя две недели после появления на свет малыша, Мохов потребовал, чтобы Лена отдала ему сына.
– Только через мой труп ты заберешь его у меня, сволочь, – сопротивлялась подруга. – Я не дам тебе убить его.
– Я подкину его к дому ребенка, – убеждал ее Мохов. – Не собираюсь его убивать.
Влезть в подвал и силой забрать ребенка наш мучитель трусил. Он вообще рискнет влезть в наше «жилище» лишь однажды: когда в его безумную голову пришла идея привести в наше подземное жилище еще одну узницу, он для осуществления своего мерзкого плана надстроил второй ярус над кроватью. Но об этом я расскажу позже.
Владик прожил с нами чуть меньше двух месяцев. Однажды утром мы проснулись и поняли, что малыш исчез. Я в панике начала обыскивать нашу маленькую комнатку. Заглянула под кровать, посмотрела в полках стола, перевернула постель, но, конечно, его нигде не было. Лена рыдала. Несмотря на то, что помимо своей воли она была вынуждена родить от нашего ненавистного мучителя, моя подруга очень привязалась к сыну и полюбила его.
Мохов вновь переиграл нас. Способ был уже опробованным: в воду, принесенную им накануне, как и в тот страшный вечер было подмешано снотворное. И он, пока мы крепко спали, беспрепятственно проник в бункер и выкрал младенца.
Вечером, когда наш мучитель спустился к нам передать продукты и получить очередную порцию секса, Лена накинулась на него с кулаками, требуя вернуть сына назад, но в ответ услышала что Владик должно быть уже в больнице, так как сумка с младенцем ночью была подкинута им в подъезд жилого дома неподалеку.
Мы не поверили. Да и как можно было поверить человеку, который с такой лёгкостью обрек нас на жалкое существование под землей.
Я с нежностью к тебе и светлой грустью,
Прими на сердце строки непростые.
Мне в этот день так холодно и пусто.
Прошу: не настроение прости мне.
Пусть солнце ему светит золотое
И ангел за спиной хранит от горя.
Отчаиваться, милая, не стоит
И избегать о сыне разговоров.
Я всей душой желаю, чтобы вместе
Вас странная судьба свела для счастья.
И так и не одетый тобой крестик
Берег его от боли и ненастья.
Прими на сердце строки, дорогая,
И помни: я бы жизнь не пожалела,
Чтобы мечта – твоя лишь! – голубая
Несбыточной остаться не посмела.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу