Екатерина Мартынова - Исповедь узницы подземелья

Сейчас я понимаю, почему именно так я повела себя в тот вечер. Мой возраст и образ жизни на тот момент не позволяли мне адекватно оценивать обстановку. За свои четырнадцать лет я ни разу не встречала плохих людей. Меня никогда никто не обижал и не обманывал. Я была любимой дочерью, средней, но не вызывающей негатива у учителей, ученицей, хорошей подругой. Моё существование было безоблачным и счастливым. Слова «маньяк», «насилие», «преступление» я в полной мере осмыслила и поняла, только находясь в том подвале. Я была наивной маленькой девочкой, с которой впервые поступили плохо. Вся эта чудовищная ситуация случилась именно в тот момент, когда я из ребенка превращалась в подростка. Возможно, это покажется удивительным, но в тот период моей жизни мне еще иногда хотелось поиграть с куклами, у меня даже был импровизированный домик для Барби, расположенный на нижней полке книжного шкафа! Во мне существовали два человека: одна я – абсолютный ребенок со свойственными ему желаниями, другая я – симпатичная девушка, жаждущая окунуться во взрослую жизнь. К большому сожалению, моим родителям не хватило времени заметить эти изменения во мне, моё похищение случилось именно тогда, когда мой внутренний мир только начинал трансформироваться, и я сама еще не понимала, что со мной происходит.

Олег родился третьего июля. Как и в прошлый раз Лена долго мучилась схватками, стонала, кричала, плакала… Когда она легла на кровать, я уже готова была принять ребенка. Вид рождающегося человека меня не пугал. Я, как опытная акушерка, быстро разделалась с пуповиной и, обтерев новорожденного, запеленала его в тряпицу. Мальчик родился слабым и мелким, не больше двух килограммов в весе.

По сравнению со своим старшим братом Владиком он казался тихим и неактивным, но личиком походил на него, словно близнец. С молоком у Лены снова были проблемы, хотя малыш не особо требовал еду – он все больше спал в чемоданчике, оставшемся от первого ребенка…

Я достала из-под кровати пеленки и самодельные распашонки нашего первого младенца и привела их в порядок.

Когда Мохов узнал, что у него родился второй сын, он воспринял это как должное:

– Вот десять детей родите и домой вас отпущу, – «обнадёжил» он нас и, получив свое, удалился.

Похоже, ему начинал нравиться процесс деторождения.

Ждать появления еще восьмерых детей нам совсем не хотелось, тем более я не могла помочь подруге в этом нелегком труде. От постоянного стресса и плохого качества жизни у меня никак не начинались женские дни. С одной стороны, это расстраивало – я явно была не в порядке. С другой стороны, я благодарила бога за то, что не беременею от этого ублюдка. Наш мучитель иногда упрекал меня в неполноценности. Говорил, что я тощая, с маленькой грудью и задницей.

– У тебя фигура, как у пацана, – сокрушался он. – Только члена не хватает, а так – вылитый, да еще и родить не можешь.

Конечно, нам всем было ясно, что Лена не сможет воспроизвести на свет названное им количество младенцев. Поэтому высказывание мучителя о нашем будущем обретении свободы расценивалось как издевательство.

Второй сын Лены прожил с нами целых четыре месяца. Подруга понимала, что Олежек слишком слабенький, что в нем едва теплится жизнь, но она никак не могла заставить себя расстаться с ним. Мохов не требовал отдать ребенка ему. Скорее всего, он выжидал, когда Лена сама решится на это, ведь она не захочет, чтобы малыш рос стенах этого подвала или еще хуже – погиб от истощения. Именно так все и произошло. Мы понимали ужас нашего положения, и поэтому сами попросили отнести ребенка из нашего бункера. Было совершенно очевидно, что малышу нужны свет, солнце, нормальная еда, нормальный воздух, нормальный уход – мы, находясь в подземелье, не могли ему обеспечить всего этого…

Вместе с этим решением у нас созрел и очередной наивный план освобождения. Мы написали маленькую записочку с нашими именами, вложили ее в распашонку и крепко запеленали мальчика. Когда Мохов в оговоренное время пришел за младенцем, мы с чувством, что скоро весь этот кошмар закончится, отдали ребенка. О, как же мы ошибались, когда надеялись на это письмецо, вложенное Олежке в рубашечку! Конечно же, наш мучитель переодел его в подготовленные для такого случая вещи, нашел эту несчастную бумажку и даже подменил ее на другую, с исправленным текстом. Только после освобождения из очередного интервью мы узнали, что Олежку нашли в каком-то многоквартирном доме, при нем была записка, и от женского лица – просьба передать ребенка в хорошие руки.