Поль-Лу Сулитцер - Ханна

Как только Марьяна известят о том, что письмо благополучно дошло, она объявит, что сама свяжется с наблюдателем, частным детективом, специально для этого прибывшим из Англии. Ему будет приказано продолжать наблюдение до получения новых указаний.

Без ведома Марьяна и даже Лиззи.

Безусловно, ей стыдно за себя, но это сильнее ее: "Ханна, ты совершенно неисправима! Временами я тебя просто ненавижу".

В Париже в августе и начале сентября она встретится с Клейтоном Пайком, который привез во французскую столицу свою австралийскую "орду" и "оккупировал" "Ритц". Несмотря на свой по-прежнему громогласный смех, Пайк сильно постарел, что часто происходит с такими, как он, тучными людьми: похудел, кожа обвисла… Но пока что он не так уж стар, чтобы отдаться во власть этих приблизительно 90 фунтов розовенькой и ароматной плоти. И пусть ему не навязывают условий… "Зря стараетесь, Пайк: еще не пробил час, когда вы меня огорошите, вы, гигантский кенгуру!"— "Эти кретинские адвокаты…"— "Я опасаюсь вас, Пайк, и ваших красивых голубых глаз. Мне всегда нравились настоящие мужчины". — "Черт возьми, вы дадите мне закончить или нет? Мне не нужны эти треклятые пять процентов от ваших доходов. Пари есть пари". — "Мне смешно, Пайк: нравится вам или нет, вы получите эти деньги. Неумолимо, как выразился Полли". — "Ханна!"— "Пайк, вы мой компаньон. Слава Богу, вы всегда на другом конце земли, я могу вас надуть. Для забавы…"— "Ханна!"— "Да, дорогой Пайк?"— "Я скоро умру, Ханна, пришел мой час". Молчание. Она подходит, обнимает его: "Не говорите глупостей, пионер Пайк не может умереть". — "Ханна, если бы я познакомился с вами во времена моей молодости, один лишь Бог знает, что я мог бы натворить…"— "Во всяком случае, насиловать меня вам бы не пришлось: уже тогда вы были красавцем и я сама прыгнула бы к вам на колени". Он улыбается и гладит ее по щеке.

Это верно, она испытывает к нему большую нежность и дружескую привязанность. К тому же он обладает всем необходимым, чтобы называться мужчиной в том смысле, какой она вкладывает в это слово: сила, дух авантюризма и… мягкость. Такие люди иногда нуждаются в утешении, хотя и готовы в любую минуту вас защитить. Он из породы тех великих первопроходцев, род которых никогда не переведется. Без него она чувствовала бы себя чертовски одинокой, ибо она — женщина.

Пайк торжественно произносит: "Ханна, согласно контракту, который навязал нам в Сиднее этот чертов англичанин Твейтс, вы действительно должны мне выплачивать пять процентов. Согласен, я в тупике. Но и речи не может быть о том, чтобы я передал их моим наследникам. Со всем тем, что им остается, они и так будут достаточно обеспечены. Если же захотят большего, пусть выкручиваются сами — им останется лишь предъявить доказательства. Я еще раз прочел этот чертов контракт и теперь знаю, как отомстить вам за вашу подлость. Соглашение гласит, что эти пять процентов в крайнем случае перейдут к "названным пофамильно лицам". Я называю это лицо сейчас: ваш второй сын". — "У меня нет детей". — "Но они у вас будут, так ведь?"— "Да, трое". — "Великолепно. Следовательно, деньги перейдут ко второму ребенку, при условии, что им будет мальчик". — "Это будет мальчик. Все предусмотрено заранее". — "Гром и молния! Ханна, а вы уже знаете того, кто сделает вам этих троих детей?"— "Да". — "Им явно должен быть необыкновенный парень, раз уж вы остановили на нем свой выбор". — "Пайк, он удивительный парень".

Ее прибытия в Париж требовали дела. Цифры продолжают расти — повсюду и с непрерывной методичностью. Предложения о сотрудничестве идут к ней со всех сторон. Она приехала еще и потому, что не в силах больше томиться ожиданием. Донесения из Монте-Карло скупо свидетельствуют о том, что Тадеуш остается безнадежно инертным. Джон Д. Маркхэм, его патрон, прибыл из-за океана и либо дает приемы, либо ходит на них. Иногда Тадеуш сопровождает его на эти светские мероприятия, но в основном, не считая двух часов поздним утром, отдаваемых воспоминаниям бывшего посла, он проводит все светлое время суток запершись в своей комнате. Пишет. Но не письма (детектив держит под контролем всю исходящую корреспонденцию), а, вероятно, театральную пьесу, если верить горничной, подкупленной британским "шпионом".

"Раз этот господин не может выкроить время, чтобы ответить мне, — думает Ханна, — то, может быть, он послал меня ко всем чертям? И зачем я только отправила это треклятое письмо, полностью раскрывшее мои замыслы?" Она предусмотрела механизм, который немедленно известил бы ее по телеграфу, приди ответ Тадеуша в Лондон или Вену. Но ведь он точно не знает, где я нахожусь…"