Поль-Лу Сулитцер - Ханна

А через день он сам посетил институт, обласкал взглядами продавщиц, одну красивее другой, и пригласил Ханну на обед в дом одной из его теток. Вышеуказанная тетка была по меньшей мере герцогиней. Она идет на этот обед и на другие, с Твейтсом или без Твейтса, и не обязательно с "Уинни", который, впрочем, вскоре покинет ее, чтобы покрыть себя славой в Трансваале. Не полагаясь на судьбу, он лично будет писать для лондонских газет восхваляющие себя статьи. Некоторые из них Ханна успеет еще прочесть.

Со своей стороны, Марьян Каден отправляется в Нью-Йорк. Последний их разговор перед тем, как он сядет в вагон поезда, уходящего в Ливерпуль:

— Марьян, пожалуйста, запиши… Или нет, лучше запомни: я стала подругой Уинстона Черчилля, который весь обвешан дворянскими титулами и которому светит большое будущее. Его мать — американка. Вот ее адрес. Уинни пообещал, что свяжется с нею и скажет, чтобы она приняла тебя… Итак, Ребекка Аньелович, в замужестве Бекки Зингер, проживающая на Парк-авеню, кузен Полли, который то ли гангстер, то ли биржевой агент, плюс этот последний факт дают нам в руки три опорных пункта.

— У меня есть и другие.

— Тем лучше. Постарайся также узнать, что стало с Менделем. С его стороны некрасиво, что он не пишет нам…

Марьян переминается с ноги на ногу, он явно не решается произнести имя Тадеуша. Наконец находит выход:

— Если я увижу Менделя, должен ли я пригласить его на твою свадьбу?

— Он уже в курсе и не приедет. Марьян! Пожалуйста, смотри, чтобы индейцы не сняли с тебя скальп.

Вместе с Лиззи она возвращается в Вену. Все то же необъяснимое чувство, что ей нужно быть именно там. Институт на Рейхсратштрассе открыл свои двери. Приехавшая специально из Лондона (это ее второй приезд: она уже была в Вене весной) Сесиль Бартон может лишь фиксировать факт очередного триумфа. Теперь институты Ханны покрыли почти всю территорию Европы. Кольцо замкнулось. В международном масштабе и для всех светских дам. В некоторых столицах даже обижались, что они были обойдены вниманием.

Через художника Климта и музыканта Иоганна Штрауса Ханна завязывает знакомства со всеми заметными людьми Вены того времени. В их числе красавица Альма Шиндлер (она скоро выйдет замуж за Густава Малера) и сам Малер; "лорд Израиль", или Теодор Герцль, который двумя годами ранее организовал в Бале первый сионистский конгресс; Отто Вагнер, великий архитектор, перестраивающий столицу Габсбургов; знаменитый бургомистр Карл Люгер — "Красавчик Карл"… Хьюго фон Хофманшталь, который напишет для Рихарда Штрауса либретто опер "Кавалер розы" и "Ариана в Наксо", представил Ханне молодого врача-психолога Альфреда Адлера, а тот в свою очередь свел ее со своим учителем, врачом, занимающимся частной практикой, а также почетным профессором невропатологии Венского университета, евреем из Моравии по имени Зигмунд Фрейд. Первая встреча произошла в "Центральном кафе" — месте сбора интеллектуалов, которое не до конца еще вытеснило из памяти прелестное "Гринштейль", снесенное два года назад к всеобщему огорчению.

В этот день Фрейд принес под мышкой комплект пробных оттисков с книги "Толкование сновидений", которая выйдет в свет лишь год спустя. Ему 42 года, это невысокий мужчина, носящий бородку и усы, внешне достаточно застенчивый. Ханна говорит с ним на идиш, он отвечает на немецком. Он спрашивает, снятся ли ей сны. "Особенно открытые, рассматривающие тебя глаза", — отвечает она. Она берет в руки пачку листов и начинает перелистывать. Он удивлен невероятной скоростью ее чтения. Какое образование она получила? Никакого. "Она так уравновешенна, что это кажется аномальным", — уточняет Адлер, смеясь. Фрейд спрашивает, поняла ли она хоть что-нибудь в его рукописи. "Самую малость", — уверяет его Ханна и тут же демонстрирует, что уловила намного больше: вкратце пересказывает главу, которую только что просмотрела. Фрейд приглашает их на обед, ее и Адлера, на следующей неделе. Всего она побывает у него, или, вернее, у них, четыре раза. Он женат на некоей Марте, женщине с печальными и добрыми глазами (о которой говорит, что почти болезненно ревнует ее). Ей лишь однажды удастся пригласить эту пару пообедать у нее дома.

Всякий раз между Фрейдом и Ханной шли уединенные беседы, напоминающие обмен подачами. С самого начала она заявила, что обладает достаточно крепкой головой и не позволит копаться в ней всяким там докторам с их лорнетами. Именно эта ее отнюдь не внушенная сила, ее открытость, ее безграничная убежденность, что достаточно сильно захотеть чего-либо, чтобы рано или поздно получить желаемое, и привлекают в ней Фрейда. Как и Адлеру, ему кажется, что в ее уравновешенности проблескивает капля безумия. Он не утверждает этого, но заинтересован. Он дает ей или, скорее, заставляет ее говорить. Сама не зная почему и как, но однажды вечером, когда они были одни в его кабинете на первом этаже дома № 19 по Берггассе, она поймает себя на том, что рассказывает о своем местечке, своих встречах с Тадеушем на берегу ручья, об авантюристке, устремившейся в просторы пшеничных полей в лучах солнца, о смерти отца и Яши, о погроме…