Поль-Лу Сулитцер - Ханна

Он подходит к Ханне и заключает ее в объятия. Она первой целует его — в губы, в раскрытый рот. Он отвечает на ее поцелуй. Отпускает ее и произносит:

— Он очень хорош собой, Ханна. Ей-богу, очень хорош и даже лучше. Я никогда бы не смог найти тебе подобного, даже если бы объехал весь свет. И он чертовски умен. Может быть, в каком-то смысле даже больше, чем ты.

Она закрывает глаза и победно улыбается.

— Я знаю, Мендель, я бы не полюбила первого встречного.

Лиззи, приехавшая в последнее лето XIX века в Вену восточным экспрессом из Лондона, весела и счастлива. Она выполнила все данные Ханне обещания. Выполнила успешно. По правде говоря, она сгибается под тяжестью дипломов: их у нее полный чемодан. Она получила исчерпывающие сведения обо всем том, что светская девушка должна была знать в то время: умела вышивать, могла множеством разных способов начать письмо, ухватила обрывки орфографических правил, латинского и греческого, но была не очень сильна в счете: это дело мужчин; зато неплохо знает историю (восторженное почитание, которое почему-то необходимо испытывать к таким ужасающим душегубам, как Кромвель, Нельсон, Сесил Роде и Китченер), играет на пианино, может совместно с поваром составить меню, исполнить семь видов реверанса в зависимости от ситуации, а также перед Ее Королевским Величеством и перед кем-нибудь из ее дальних кузенов; в ее багаже немного поэзии (то есть как раз в меру), девять способов заварки чая, крайнее недоверие к иностранцам (а иностранцы — это метисы и все те, кто не является подданными Британской империи), географии ровно столько, чтобы иметь некоторое представление о той же империи, где никогда не заходит солнце, самая малость французского языка, чтобы командовать няньками и швейцарами ресторанов, и, наконец, немного сведений (более чем туманных) о существовании другой половины рода человеческого, прозванной мужчинами. Их можно определить по усам. Для брака нужно остановить свой выбор на выходце из Оксфорда, Кембриджа или Сэндхёрста. И последнее: со стороны мужчин женщина должна вытерпеть некоторые прикосновения…

— …В стиле: "Раздвинь ноги и думай об Англии, это — лишь неприятный момент, который нужно пережить". Ах, Ханна, мне кажется, что я сошла с ума, моя жизнь наконец началась! И более того — в Вене! Я задыхаюсь от счастья. Скажи-ка, ты не говорила мне, что купила автомобиль. А какой он марки?

— Пожалуйста, не уходи от темы. И ответь на мой вопрос.

— Нет.

— Что "нет"?

— Ни одного, я сдержала слово: ни единого любовника. Всего лишь троим или четверым я позволила поцеловать меня.

— Тут имеет еще значение, куда поцеловать, — говорит Ханна с подозрительностью в голосе.

— Стыдись, Ханна, ведь у тебя их было 72. И они раздевали тебя догола, что само по себе отягощающее обстоятельство. А меня целовали только в губы. Нет, лишь касались моих губ. Как ты мне и советовала, я внимательно следила за их руками. Но этого можно было не делать: я уже задавалась вопросом, не обрублены ли у них передние конечности. Был лишь лейтенантик из колдстримских гвардейцев, который чуть было не свалился в мой корсаж: так внимательно разглядывал его содержимое. Его глаза походили на кухонные ножи, И все же, стоило мне только поинтересоваться, знает ли он позу юньнаньского миссионера, и его почти что вынесли на носилках.

— Боже праведный! — воскликнула Ханна.

— Ах, Ханна! Ведь это ты научила меня всему этому.

— Бесенок, я никогда не рассказывала тебе ни о каком миссионере и уж тем более ни о какой позе.

— Ты уверена? Значит, мне все это приснилось. А ты умеешь управлять этой машиной? Это — фантастика, да? Ты научишь меня? Что, мои чемоданы? У меня их всего девятнадцать. Разумеется, плюс картонки. Всю свою зимнюю одежду я оставила в Лондоне. Провожая меня на вокзал, Полли сказал, что этого должно хватить. Кстати, ты знала, что Полли намеревается жениться?

— Да.

— Правда, вовремя? Ему почти сорок. А когда мужчина так стар, он сможет сделать женщине ребенка? Да, пока не забыла: я получила почтовую открытку из Нью-Йорка, от Менделя Визокера. Это похоже на телеграмму. Он сожалеет, что не сможет меня увидеть, сообщает, что обожает страусов. Правда, мило? Еще он добавил одну странную фразу: "Следите за нею". Разумеется, "за нею" — это за тобой. Что происходит? Почему Мендель просит меня… Наконец она замолкает: поток слов внезапно иссяк. Она пристально всматривается в Ханну, которая в этот момент припарковывает свой "даймлер" у дома недалеко от канцелярии Богемии.