* * *
Я сейчас нахожусь в холле дешевого отеля в Муниче. Мой стол находится напротив большого деревянного окна, покрытого светло-красным лаком. Вокруг никого. Полная тишина и полный покой. Только изредка взгляд отвлекается на качающуюся ветку немецкого дуба с набухшими весенними почками.
Мне было о чем подумать в Хаагсбергене. Я думал над своей жизнью, и над тем, кто я есть, и для чего мне нужно принимать на себя неоправданные кредиты упреков. Все, что я делал или создавал, не имело цены, потому что я никогда не торговался за место под солнцем. Я отдавал свои идеи запросто, с улыбкой. Также я никогда не давал ложных обещаний, но и никогда не говорил, что смогу сделать то или это, минуя обещанное. В итоге был прозван лжецом.
В один прекрасный день я пришел к своим друзьям, и они не узнали меня. Они сказали мне: «Ты умер». Я же не смог смириться с собственной смертью, доказал им обратное, и стал их врагом.
Мне говорили: «Ты не исключение. Нигде не принимают пророков. А если и принимают, то не в своем Отечестве. Иисус Христос был распят на кресте за свою любовь к людям». Я слушал их, слушал, что они говорят мне, и не понимал, о чем мне говорили и зачем, потому что я никогда не считал себя пророком. От этой мысли мне становилось смешно, я чувствовал себя идиотом, и я смеялся. Потом мне становилось грустно, и я плакал. Потом они обвинили меня в мании величия, и мне уже не оставалось больше иного, как захлопнуть старую скрипучую дверь с надписью «сезам» для новых историй других peoples. Пусть они ждут второе пришествие, танцуя у костров и обвиваясь ядовитыми змеями, пусть крестятся в благоговении и расшибают лоб об пол, не я придумал эту религию, и не я разбросал семена лжи.
* * *
Я очень люблю читать новые рассказы, которые появляются в Интернете. В них можно найти созвучное своим внутренним ощущениям, свои невысказанные мысли, надежды. Среди дешевого и гнилого мусора порой попадаются настоящие алмазы, сверкающие чистотой мысли.
* * *
В Муниче есть небольшой ресторанчик «Casthaus Hirshen». В нем подают морепродукты: раков, кальмаров, устриц, морских улиток и морской салат. Сегодня же на вечер мне будет подан 13-тилетний мальчик. Ян приедет ровно в 17-30 изучать русский язык. Мы будем разговаривать с ним, он будет старательно выводить буквы в клетчатой тетради и грызть ноготь на большом пальце левой руки. Я буду смотреть на него, гладить его по голове и плечам. Может быть, скажу ему, что он самый красивый мальчик на свете, и, тем самым, обману его, и он мне поверит. Через час, после начала занятий, он снимет зеленые плавки и уляжется ко мне в постель. Когда будет уезжать, может быть, поцелует меня в губы на прощание. А дома он будет мастурбировать под одеялом, вспоминая мои руки и мои поцелуи, наши сексуальные уроки русского языка. И я снова буду себя ненавидеть.
* * *
Я категорически против секса с детьми. Я также против секса с подростками, если это приводит к их моральному разложению. Только любовь спасает людей, только любовь делает их чище, лучше, человечнее. Если секс без любви, если не сближает, если не роднит, если не связывает две души в одну, в данном случае мужчины и мальчика, то я против такого секса. Кроме опустошения это ничего не дает.
* * *
После смерти ребенка не хочется жить, и удерживает только одно – страх смерти, неизвестность того, что будет там, за другим поворотом. Меня перестали радовать люди. Я вижу людей как картонные картинки в каком-то кукольном спектакле. Я знаю наперед, что они скажут или что они сделают. Я слишком много наблюдал за ними, и теперь знаю все их тайны и все их желания. Меня перестал радовать детский смех, более того, я заметил, что некоторые тона детского смеха меня раздражают. Я сам разучился смеяться. И только один смех звучит серебряным колокольчиком, разрывая в клочья серые тучи безысходности; детский смех моего умершего мальчика, который я слышу во сне. Он иногда снится мне, стоит возле окна или сидит на стуле, молчит и ничего не говорит. И эти сны иногда бывают очень реальны; я чувствую его запах, вижу, как комнатный ветерок перебирает его светлые волосы, чувствую, как бьется мое сердце и насколько шелковисты обои в дверном проеме. У моего мальчика окровавленная головка и грустный взгляд. А когда я просыпаюсь, то электронные часы всегда показывают одно и то же число: 02-02 или 03-03. И потом я долго не могу уснуть. Пью кофе и смотрю в окно на желтые огни немецкого бульвара в Муниче.
Читать дальше