Эдуард Володарский - Птицы белые и черные

— …Войска Красной Армии завершили полный разгром окруженной группировки противника под Сталинградом! Главнокомандующий гитлеровских войск фельдмаршал фон Паулюс вместе со своим штабом взят в плен! Перестала существовать шестая армия, четвертая танковая армия, отдельная 39-я армейская группа гитлеровцев. Также полностью разгромлены 144-я, 62-я, 38-я румынские дивизии, специальная итальянская бригада…

Обернулся от машины Керим.

Завороженно молчала слушающая вместе со всеми Маша.

Люди застыли на местах, многие стояли с мешками на плечах, будто не ощущали их тяжести, и слушали, впитывая в себя каждое слово.

— …Невиданное по размаху, по количеству участвовавших войск, танков, артиллерии и авиации сражение завершилось полным разгромом крупнейшей группировки противника!

Антипов протиснулся сквозь толпу, встал рядом с Машей:

— Витька из колонии удрал.

— Как? — Маша испуганно взглянула на него. — Не может быть… Ах, Витька, Витька… Что же ему будет?

— Поймают… могут срок добавить…

Игла с шипением и треском скользила по заезженной, исцарапанной пластинке. Ноги в штопаных чулках и носках двигались по неровным крашеным доскам пола. Несколько пар танцевали в небольшой комнате, и среди них — Антипов и Маша.

А в углу, за небольшим столом, плотно сидели Керим, Нефедов, Садабаев, еще несколько мужчин и женщин.

Антипов говорил Маше, касаясь губами завитушек волос на ее виске:

— На фронт опять просился — не пустили… В другой район просил перевести — тоже не пустили… Если бы мне когда-нибудь кто-нибудь сказал, что я… превращусь в тряпку, я бы тому человеку…

— Я сама уеду, Коля, — перебила Маша. — Я решила, поеду в Алма-Ату, найду подруг… Так будет лучше.

— Может быть… — задумчиво ответил Антипов. — Расстанемся, и все пройдет, ведь это как болезнь, правда? А болезни проходят… Ты хоть секунду любила меня, Маша?

— И сейчас люблю… Я счастлива, что встретила вас, Коля…

— «Но я другому отдана и буду век ему верна…» — закончил с усмешкой Антипов.

— Да… — Она смотрела ему в глаза, смотрела печально и серьезно.

Пластинка кончилась, какая-то девушка подскочила к патефону, покрутила ручку, перевернула пластинку. Раздалась мелодия фокстрота и голос Утесова:

— Завтра обойдите всех бывших, — говорил за столом Керим. — И всех, кто недавно освободился. С утра начнете…

Теперь Антипов и Маша танцевали молча. Она прислонила голову к его плечу и закрыла глаза. Рядом шустро перебирали ногами две девчонки-подростка. Их круглые глазенки светились восторгом.

Керим взял домбру, висевшую на стене, ударял по струнам все быстрее и быстрее и запел гортанным голосом длинную степную песню…

…Ночью они возвращались по пустым заснеженным улицам. Маша негромко говорила, Антипов слушал, глядя вперед, и выражение лица его было тяжелым и неподвижным.

— Ты знаешь, давно-давно… еще до войны… пошла я как-то на базар. Я тогда еще в техникуме училась. С девчонками пошли. Накупили яблок, арбуз, дыню… идем смеемся — такое дурашливое настроение было! И тут за нами цыганка увязалась. И все ко мне пристает — давай, говорит, погадаю, ну и подружки меня подначивать стали — погадай, чего боишься? И вот стала она мне гадать… Говорит: «Через несколько лет встретишь далеко-далеко мужчину, полюбишь его, говорит, и много горя он тебе принесет, и много счастья…» А за мной тогда уж Яшка ухаживал, я засмеялась на нее, говорю: «Я уже встретила мужчину, и он меня любит». А она так серьезно на меня смотрит: «Другого мужчину встретишь. Правду говорю». Я так на нее рассердилась тогда… А потом забыла. Ты знаешь, даже не вспоминала никогда…

— Теперь вспомнила… — полуутвердительно проговорил Антипов.

— Теперь вспомнила… — повторила Маша.

— Что ж, цыганка как в воду смотрела… — со вздохом пробормотал Антипов. — Одно только наврала… горе я тебе не приносил…

— Николай… — Маша остановилась. Остановился и Антипов. Она заглянула ему в глаза. — Не будем об этом. Улыбнитесь лучше, Николай… Пожалуйста… Только мне, можно?

Антипов смущенно улыбнулся, взял ее руки в свои, будто хотел согреть, поцеловал осторожно озябшие пальцы, проговорил:

— Разве это горе? Это просто жизнь, Маша… Такая жизнь… Ты счастливая, и мужчины тебя любят, и дети тебе смеются… Но один самый красивый… только хромает немного… самый умный, Николаем зовут, не заметишь — мимо счастья своего пройдешь.