Эдуард Володарский - Птицы белые и черные

— В райкоме партии мне сказали, что ваш колхоз опять не выполнил план по мясу, — жестко сказал Керим, и глаза его превратились в щелки. — Мне стыдно за тебя.

Аксакалы испуганно заморгали и разом заговорили:

— Ты стал большим начальником, Керим, и забыл, какой это тяжелый труд — пасти овец!

— Опять не хватило кормов и опять был падеж. Как тут выполнить план?

— Мы стараемся изо всех сил. Сами едим впроголодь — все отдаем.

В это время пожилая женщина внесла на большом блюде дымящийся бешбармак, поставила в центр кошмы. Старики разом замолчали, голодные взгляды устремились на мясо.

— Впроголодь живете? — спросил зло Керим. — Все отдаете? А это что?

— Как тебе не стыдно, Керим? — испугался старик. — Мы встречаем тебя и твоего друга как дорогих гостей…

— Он зарезал своего последнего барана, — чуть ли не со страхом сказал второй аксакал. — Разве можно не угостить больших начальников бешбармаком?

— Аллах и так посылает нам каждый день тяжкие испытания…

— Оставьте вы своего аллаха. — Керим резко встал. — Испытания он посылает всем. Мяса нужно сдать столько, сколько требуется по плану. Прости, но по-другому нельзя. Если колхоз не выполнит план, я буду разговаривать с тобой как… с врагом народа. По закону военного времени. Ты знаешь, что это такое, — сурово отчеканил Керим. — А этот бешбармак отдайте детям. — И Керим вышел из юрты, ни с кем не попрощавшись.

Пришибленное, перепуганное молчание воцарилось в юрте. Аксакалы смотрели на Антипова, словно ждали от него каких-то слов.

— Ничего, аксакалы, все будет хорошо. Извините, — сказал наконец Антипов и тоже встал.

— Кто этот аксакал? — поинтересовался Антипов, когда они возвращались домой. — Тоже бывший бай?

— Мой отец, — односложно ответил Керим, неподвижно глядя прямо перед собой.

…В молчании они ехали по степи. Уже скрылись за горизонтом юрты, вокруг — снега и снега, и кровавое солнце скатывалось к горизонту.

— Я устал быть жестоким, — нарушил молчание Керим, и желваки заиграли у него под скулами. — С шестнадцати лет поднялся на борьбу со злом, а с тех пор зла в мире стало еще больше… Почему, кто мне объяснит?

Антипов молчал.

— Сколько людей уже погибло и сколько еще погибнет, кто знает? Бог? Аллах?

— Хватит, успокойся! — попросил Антипов.

Керим обжег плеткой лошадь и поскакал дальше.

…Придя с работы, Витька Парадников сидел в своей голубятне при свете зенитной гильзы. Кормил голубей, менял воду в консервных банках, выгребал сор и помет.

У барака кто-то играл на гармонике и несколько голосов пели частушки и смеялись:

После паузы снова:

Витька, задумавшись, сидел с голубем на руках, машинально гладил его, расправляя перья. Лицо у него было печальное.

Он сунул голубя за пазуху и выбрался из голубятни. Закрыл дверь на щеколду и замок, двинулся к бараку…

…Обошел его со стороны, где светились окна. Длинный ряд освещенных прямоугольников. Окно Маши он нашел безошибочно. Привстал на цыпочки, заглянул…

…Они сидели за столом, и Маша держала на руках своего Игорька. Этот проклятый Антипов что-то рассказывал ей, Маша смеялась, закидывая голову назад. А этот чертов Антипов строил ей рожи, размахивал руками. Небось врал что-нибудь про свою полную опасностей «оперативную» жизнь.

Глаза у Витьки светились и печалью и завистью, нервная гримаса подергивала лицо. Голубь был у него в руках, и пальцы так сдавили птицу, что она судорожно задергалась. Витька опомнился, разжал пальцы, погладил голубя по головке.

Вдруг в отдалении послышался громкий скрип шагов. Витька отпрянул от окна.

По тропинке от оврага шла его мать с вязанкой дров за спиной. Она увидела Витьку, остановилась, тяжело дыша, бросила вязанку на снег.

— Ты чего тут, Витек? — спросила мать.

— Ничего… так…

Витька мельком оглянулся на окно, но острый глаз матери подметил. Она шагнула к окну и тоже заглянула, тут же отошла: — Чего ты за ними, как сыщик? Нехорошо, Витька… Ну-к, помоги лучше…

Витька сунул голубя за пазуху, молча закинул за спину вязанку и двинулся по тропинке.

Мать молча шла следом. Вдруг сказала после долгой паузы: