Алиса Бяльская - Опыт борьбы с удушьем

– Если честно, гвозди таскать не хочется. Но к вам пришел не потому, что не хочу гвозди таскать, а потому что решение последнего пленума коммунистической партии…

– Насчет пленума все ясно, – перебил меня начальник. Замолчал, задумался. – Что ж, можно, можно. И что тебе для этого надо?

– Краски нужны. Кисти. Вообще материалы. Все за мой счет. Никаких денег от вас не нужно, – я все заранее обдумал и был к вопросу готов.

– Ну, давай, делай, – он благосклонно кивнул. Если от него ничего не требуется и денег никаких тратить не надо, то почему не попробовать?

– Хорошо, значит, договорились. Дайте машину и человека. Я поеду в Тбилиси, у меня там друзья. Соберу материалы, привезу сюда и начну работать.

– Завтра тебе подходит?

– Завтра – это хорошо.

Наутро я с ментом-азербайджанцем, сержантом срочной службы Ясином, амбалом с сонными глазами, сел в машину и поехал в Тбилиси. От Марнеули, где располагалась зона, это немногим меньше сорока километров.

– Ясин, ты понимаешь, художники – они такой народ, с ними нарываться не надо, они отпиздить могут. Несмотря на пистолет, который у тебя за поясом. Нормально выпьем, закусим, все, что надо, а они пока соберут.

– Но ведь тебе же напиваться нельзя, – рассудительно ответил Ясин. Он хоть ничего мне не говорил, но был доволен удачным случаем – съездить в столицу, в Тбилиси, он, деревенский парень, там нечасто бывал, бесплатно выпить и закусить.

– Я не напьюсь. Ты за собой следи.

Приехали к Ревазу. Он обрадовался, кинулся меня обнимать. Ясину сразу налили чачу и дали такую огромную порцию хинкали, что он тут же осоловел и потом сидел тихий и задумчивый, только внимательно слушал, что умные люди говорят. Реваз обзвонил всю компанию. Каждый с собой нес материалы: краски, растворители, линейки, кисти, Реваз дал стремянку. Мы выпивали и разговаривали.

Я им нарисовал план зоны, рассказал, где и что. Они посмотрели и решили, что лучше всего рисовать на заборе, который отделяет зону от живого мира.

– Если на открытом воздухе, то надо делать фрески, – сказал Реваз.

– Какие фрески, ты с ума сошел? Я же не художник, мне что попроще, с чем я справиться смогу.

– Вот я об этом с тобой и толкую. Это только слово такое красивое, а техника совсем простая. Ты сможешь. Фреска – это маслом по мокрой штукатурке. Надо вначале заштукатурить, по свежей штукатурке – оливой, чтобы весь жир впитался, и по этой мокрой оливе пишешь маслом. Простоит под открытым небом сколько надо. Лет пятнадцать продержится. Этой технике три тысячи лет. Забор там какой?

– Железобетонный, какой еще?

– То есть обычная стена, на нее штукатурка ляжет как родная.

Забор состоял из шести блоков размером три метра на шесть – я заранее все измерил. Художники сказали, что это шесть больших фресок. Но какая тематика? Что можно изобразить на такой огромной поверхности?

– Нужны виды, – сказал Реваз. – Четыре панорамных вида: Москва, Тбилиси, Ереван и Баку. Еще две: памятник «Родина-мать» в Тбилиси и Сталин принимает Парад Победы на Красной площади в Москве.

Кроме материалов дали мне открытки, чтобы было с чего копировать.

Вернулся в зону, начал работать. Сам не штукатурил, я же художник. Мне выдали бригаду штукатуров, они под моим руководством заштукатурили только тот кусок, над которым я должен работать. И я приступил. Работал целыми днями. Но зато меня освободили от всего остального, от всей лагерной мороки – от построения на плацу, а это четыре раза в день, не считая чрезвычайных происшествий, от выработки трудовой нормы, уборки барака и прочей лабуды. Но они-то отработают восемь часов и потом отдыхают, а я от своих фресок не отходил дни и вечера напролет. В противном случае я должен был бы проводить время с этой шпаной, а так я себе сижу, у меня книжка, солнышко припекает, я загораю. Я объяснил, что у меня творческий процесс, я не могу отрываться, и обед мне приносили сюда же, в столовую со всеми я не ходил. Кроме того, раз уж я обедаю здесь и один, то договорились, что меня будут кормить из офицерской столовой. Конечно, я платил Хозяину, так все звали начальника зоны. А вся эта сумасшедшая грузинская шпана платила охранникам – сержантам срочной службы. Хозяин, разумеется, брал – у меня министры брали, а здесь мент. «Ведь что главное? О чем говорят решения последнего пленума ЦК партии? О том, что необходимо повышать культурно-массовую работу. А я единственный культуртрегер. Поэтому меня нужно содержать на особых условиях, чтобы я мог донести идеи до масс, которые хотят стать на правильный путь исправления…» – Хозяин понимал, что я пизжу, но полтинник, лежавший перед ним на столе, грел его душу.