Геннадий Прашкевич - После бала

В известной социалке “Одноклассники” я однажды видел красивую картинку. Ну, там красивая девушка запечатлелась на века: получила подарок от своего молодого чела. Она так щерилась. На паркетном полу выложено множеством горящих свечек сердечко и три слова “Я тебя люблю”, причем были офигенно подобраны цвета так, чтобы они переливались, и сердце было прикольное с переливом. Офигенная идея, вот бы реализовать для Аньки!

Я выключил комп и отправился в столовую.

Там мама и тетя Ада пили зеленый чай, это входит в сферу их разумного существования. Зеленый чай с медом и узбекскими лепешками. Я их от этого дела отвлек, аюрведа отвлечений не запрещает.

“Ты где это накопал такое?

“Да в одной папке”, – ответил я.

“Ой, – сказала тетя Ада. – Тут все-все, кроме Леши”.

А кто это все-все? Про меня они как-то сразу забыли. Принялись рассматривать фотку, которую я разумно распечатал на принтере. “Конечно, тут Леши нет. Он появился позже, – ревниво заметила мама. – Тут только самые первые. Вот видишь, Сашка Ботвинник… Бедный Сашка, – вздохнула она. – Никогда не ходил на лекции, а все экзамены сдавал на отлично…”

“Тогда почему он бедный?” – спросил я.

Мама меня не услышала. “Ой, это же Виталик!”

На фотке у Виталика, двухметрового дылды, были невыносимые голубые глаза.

“Нет, ты помнишь, ты помнишь? – запричитала тетя Ада. – Он только посмотрит на людей, а они уже балдеют: о, Виталик! Твой Сашка знал, как распорядиться талантами. Виталик дома почти не бывал. Постоянно в разъездах, не вылезал из министерств…”

“А где они сейчас?” – спросил я.

Тетя Ада быстро повернула голову: “В каком смысле?”

“Ну, где они сейчас? Этот Ботвинник и Виталик? Я их в папиной лаборатории не видел”.

“Где, где!” – ни с того ни с сего рассердилась мама.

И тетю Аду фотка почему-то расстроила.

17 августа

Не знаю, зачем папа выложил на стол стопку старых школьных тетрадок. Может, думает, что в наше время никто не интересуется чтением, особенно родной сын, а я тайком выдернул из стопки еще одну. На обложке дата (от руки): 1987, январь . На задней обложке – таблица умножения. В каменном веке таблица умножения была такой же, нисколько не изменилась. Наверное, папа книгу пишет, вспоминает былые зарубы. Сейчас все пишут. Тетя Ада говорила, что недавно вышла в свет книга бывшей технички новосибирской областной администрации. Там описана куча людей, которые до сих пор с экрана и с трибун учат нас жизни, грозят пальчиками.

“…Приехал из Барнаула вечером. Холодно. Варя встретила на Сеятеле, жалуется. Отчим, мама, мама отчима, брат отчима, жена брата, хомячок и кот под ногами все мешаются, квартирка маленькая. А денег снять квартиру у нас нет. Я говорю: перетрем, Варька…”

Это папа вспоминал время, когда они с каменными топорами бегали по новосибирскому Академгородку.

“…Засада дневников в том, что когда тебе реально хреново, никто тебе не верит. Это даже не мальчик, который кричит “волк”, это уже какое-то королевство кривых зеркал, где все заранее уверены что будет хеппи-энд; потому что мы все живем по разные стороны теперь-уже-не-таких-зеркальных-экранов, и никто на самом деле никому ни хрена не нужен. Так, сигнальные перемигивания. Стабилизирующие, контролирующие, усиливающие. А человек рождается один, и умирает один. Все остальное давно известно: кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. – Это папа так прикалывался. – Хорошая завязка для голливудской комедии с Гвинет Пэлтроу – наверное, такая старушка – в главной роли. Надорвали животики, поплакали над финальным воссоединением положительных главных героев, поцелуем на фоне падающего плексигласового снега, и, не дожидаясь титров, побросали пакеты от попкорна на пол и направились к выходу…

В общем, в общагу я не хотел, а на улице холодно.

Варька подсказала: “Идем к Толику. У него двухкомнатная”.

Толик еще в универе терпеливо паял наушники-невидимки, писал за других дипломные работы, заработал немножко. Мне к Толику совсем не хотелось, но не к Виталику же идти. У него трехкомнатная – две комнаты проходные, одна отдельная, но у Виталика глаза становятся маслеными, когда он видит Варьку. “Ну и что, что на мне красный лифчик? Это, что ли, автоматом значит, что я хочу секса?” Я засмеялся: “Варька, если этот лифчик может рассмотреть твой собеседник, то есть такое подозрение”.

В итоге попали мы к Толику.

Спрашиваю про Старика, а Толик про кино.

Спрашиваю, что нового в лаборатории, а Толик: “Покаяние! Покаяние!”