Мальчик обрадовался, что его покатают на танке.
— А можно и на вертолете, — сказал генерал. — Хочешь?
— Хочу, — сказал мальчик. — А нас пустят?
— Куда? — не понял генерал.
— На вертолет, — сказал мальчик.
Теперь улыбнулся генерал.
— Пустят, — сказал он. — Летчик — мой друг. Только ты не трусь!
Генерал смотрел, как тягачи корчуют ольху и на канатах стаскивают деревья в воду. Ухали топоры — тесали колья и забивали их в грунт.
Мальчик тоже смотрел, как падают деревья, корни их взлетают вверх, дрожат и колышутся в воздухе, а потом ложатся в воду, и сверху их заваливают дерном и песком, чтобы запрудить реку. Вода под мальчиком потемнела, терпко запахла корнями и мезгой.
— Я не струшу, — сказал мальчик.
— Посмотрим, — покачал головой генерал.
— Да нет же! — сказал мальчик.
Он был уверен, что не струсит, если его посадят на вертолет. Да не струсит он, ну ни за что!
— Вот сейчас прилетит, тогда посмотрим, храбрый ты или нет, — сказал генерал и закурил третью сигарету, нервно поглядывая на небо.
Он ждал вертолет.
И думал о том, что человечество создало религии, дипломатию, Организацию Объединенных Наций, атомную бомбу, а вот как спасти этого ребенка — оно еще не придумало. Ни религия, ни дипломатия, ни ООН не могли бы тут помочь.
Ну а раз так, то поможем мы. Если надо, мы подымем в воздух реку, и шоссе, и мост, мы заставим все, весь мир, всю мертвую и живую природу, двигаться только в том направлении, какое нужно, чтобы спасти ребенка. Если надо, мы и грозу, нависшую над Черказскими горами, пустим по небу в другом направлении. Все, все устремится к одной только цели, в одном направлении, как Земля вертится только на восток, и днем, и ночью, и в адском грохоте войны, и в спокойствии мира.
Только на восток, всегда за солнцем, чтобы спастись, чтоб убежать из темноты своей собственной тени.
…Но вертолет еще не показывался, и небо на востоке было все таким же белым, раскаленным — летнее небо, под которым созревают плоды земли.
— Я вижу, ты молодец, — сказал генерал. — Вырастешь, будешь у меня служить. Хочешь?
— Ага! — сказал мальчик.
Зубы его сверкнули под мостом — такая широкая получилась улыбка, что все его зубы обнажились и засверкали.
Он будет служить у генерала!
Реку остановили.
Она ткнулась в преграду, ощупала ее мордой, отыскивая щели и надеясь, что где-нибудь да найдет трещину, вся вытянется в струнку и протолкнет в эту трещину свое тело, раздвигая ее и разрушая плотину; так бывало всегда.
Но щелей не нашлось, и река отвернула морду, выползла на берег, легла на траву, ощупала дно, съежилась и снова стала кружить, толкаясь туда и сюда. Она была похожа на змею, которая неспешно, исподволь сворачивается спиралью, напрягая позвоночник и готовясь к броску или удару. Она верила в силы своего тела, надеялась, что рано или поздно почувствует, что накопила их достаточно, и тогда все разлетится вдребезги и исчезнет в посвисте и метаниях ее туловища.
Но и люди стояли у запруды со своим инструментом, сбившись в плотную толпу, тягачи гудели на берегах, корчуя деревья, в воздухе мелькали топоры. Люди стояли на страже, в любую минуту готовые вступить в борьбу с этой громадной змеей, которая билась головой о преграду, а туловище ее терялось вдали, вверх по течению, и пучилось и росло, как дракон.
Она была страшна, эта змея!
А что, если придется убить реку?
Пусть мир увидит, как убивают реку!
Но она не спешила, еще ленивая и сонная, она собирала силы, будила свои сочленения. Проснувшаяся река — это сам гнев реки.
Небо шло реке на помощь. Оно трещало и обрушивалось на горы холодным водопадом, и поток мчался по скатам, бурлил в каменных чашах, опустошая все на своем пути. Неправда, будто сила реки — в ее горных истоках. Сила реки — в небе, ее истоки там. Сейчас небо спускалось все ниже и ниже, и ад небесный готов был перелиться в реку.
Тучи, уходите в горы! Не гневайтесь, тучи, ведь гнев — это злоба души… Есть ли злоба в душе у туч? Или это протест против того, что мы силой остановили реку в ее течении? Мы не могли ее убедить, потому мы пошли на принуждение. Чтобы добиться успеха, нам нужно было много помощников. Мы прибегли к насилию, потому что сознавали, что убедить реку мы не в силах. Мы заставили ее остановиться и знаем, что за это-то она нас и ненавидит.
Но если стихия — это сила, то и остановить ее можно только силой.
Тучи, вернитесь в горы!
Река, утихомирься в своем русле!
Читать дальше