Йордан Радичков: Жаркий полдень

Генерал стоял на песке, глядя то на мальчика, то на толпу, то на онемевшие танки, офицеров, солдат. Что могут сделать эти танки, их орудия, свирепо уставившиеся на горизонт? Что может сделать его армия? Воспоминания о вчерашних маневрах были еще свежи в его сознании, но сила армии была создана, чтобы разрушать, она могла действовать только там, где идет сражение. А здесь — какое же здесь сражение? Уснувшая река, уснувшие берега, зной, тяжелый мост — с кем здесь сражаться армии, на кого бросить ее генералу?

И все-таки надо было действовать. Решили запрудить реку. Если задержать течение, пожарники выкачают насосами воду, и мальчик окажется на отмели.

«На отмели, на отмели!» — думал генерал, и на виске у него билась жилка.

Он вызвал летчиков и приказал доставить военного врача. Вертолет поднялся в воздух и, обдав толпу песком и пылью, полетел обратно к вышке номер три, где расположилась медицинская часть. Необходимо было доставить врача, и генерал знал, зачем нужен врач.

Танки стали разворачиваться и входить в воду, туда же двинулись и тягачи из подсобного подразделения. Разматывались стальные тросы, их привязывали к стволам ольхи, и тягачи, выворачивая деревья с корнем, стаскивали их в воду, чтобы можно было начать перекрытие реки.

Крестьяне сбегали на Харитонову усадьбу и взяли там все, что могло пригодиться при сооружении запруды. Их инструмент был лучше приспособлен для работы с землей. Засверкали лопаты, захрустел под ними песок. Люди таскали сучья, дерн, и с обоих берегов начала расти плотина, заползая все дальше в реку, грозя преградить ее течение. Генерал рассчитывал на свою армию и был уверен, что она выиграет это маленькое сражение, что, если понадобится, его бойцы выпьют всю воду, на руках поднимут реку, в воздух ее подымут.

(Но и река текла спокойно — она верила в непересыхающие свои источники. Она чувствовала их биенье даже здесь, вдалеке от них, и, играючи, плескалась у плотины, в ногах людей, подмывала пласты дерна, окатывала гусеницы танков. Наверху, в Черказских горах, собирались тучи, черные и хмурые. Они громоздились одна на другую и тяжело расползались, накапливая в себе электрические заряды. Небо отобрало у земли немало влаги и, пресыщенное ею, готовилось теперь обрушить ее на землю; и тогда земля, изнемогая под тяжестью вод, забурлит потоками рек, а тучи будут швырять молнии, крушить деревья и сотрясать небеса громами.)

Танки, глядя на тучи, поворачивали свои стомиллиметровые стволы. А тучи спускались все ниже и ниже, загремели первые далекие раскаты, и непрерывный грозный гул надвигался из-за гор; все поняли, что наверху, у истоков Черказской реки, начался дождь. Крестьяне сказали, что при сильных ливнях река поднимается до самых пролетов моста.

— До тех пор успеем, — сказал генерал.

И чем ниже к земле спускались тучи, чем громче звучал их гул и дикое пение, тем напряженней становился ритм стройки, тем быстрее двигались ноги.

Генерал оглядел фронт работ, оглядел небо, потом мост и увидел, что пожарники уже возятся со шлангами, чтобы, как только плотина будет готова, начать выкачивать воду. Главнокомандующий сделал несколько шагов по песку, вошел в реку и, хотя жилка на его виске билась все сильнее, попытался улыбнуться мальчику, притихшему на воде.

— Ну, ты как, молодцом? — спросил генерал, закурив и с такой жадностью втягивая в себя дым, что западали щеки.

(То же самое спрашивал у мальчика и багатор.)

Мальчик моргнул и покачал головой, но совсем слабо, потому что вода доходила ему до подбородка; он хотел улыбнуться генералу, и эта улыбка значила бы: «Молодцом!»

— А на танке ты ездил?

Генерал смотрел, как три тягача маневрировали, чтобы стать перпендикулярно к реке.

— Нет, — сказал мальчик.

Он тоже смотрел на танки.

— Но на буйволе-то ездил?

Мальчик засмеялся.

— Ездил.

— Вот видишь, так я и думал, — подхватил генерал. — И я ездил. На буйволах плохо ездить. Трясет.

— Трясет, — сказал мальчик.

Генерал и правда ездил когда-то на буйволах и в мальчике видел сейчас, вероятно, себя самого — вот такого росточка, острижен ножницами, какими стригут овец, пятки утыканы колючками; вечером мать поливает тлеющие угли водой и заставляет его держать пятки над паром, чтоб не загноились и чтобы вышли колючки; и он держит, хоть пятки жжет и из глаз текут слезы.

— Потерпи еще немножко, — сказал генерал. — Остановим воду и тогда покатаемся на танке. Вон на том, большом.