Алекс Тарн: Гиршуни

Собственно, говорить о взломе как таковом не приходилось: ведь мне были заранее известны все гиршунины пароли. Я просто вошел в его компьютер как в свой. И все равно работалось очень тяжело: помимо воли я вслушивался в звуки на этажах, на лестничной площадке; в каждом шорохе мне чудились крадущиеся гиршунины — по-вдоль стеночки — шаги, его осторожное дыхание, его полоумный смешок. Окна директорий, длинные списки файлов покачивались перед моими глазами; требовалось немалое усилие для того, чтобы остановить это мерцание, разглядеть имя, прочитать текст.

И тем не менее, на директорию под названием «Версии» я набрел почти сразу, сделав поиск по файлам, которые Гиршуни писал или редактировал в последнее время. В свою очередь, директория подразделялась на папки, нейтрально помеченные порядковыми номерами. В папках лежали файлы. Я кликнул по первому файлу из первой папки, и передо мной открылся текст, уже знакомый по гиршуниному блогу.

Что ж, в этом не было ничего необычного. Длинные записи удобнее создавать в текстовом редакторе, а не напрямую в блоге. Ведь интернетовская связь может в любой момент оборваться по не зависящим от тебя причинам, а вместе с нею безвозвратно пропадет и весь уже набранный текст. Зачем рисковать результатами многочасовой работы? Куда проще и надежнее набрать текст в сторонке, перечитать, поразмыслить, подправить, где требуется, а уже потом в готовом виде перенести его в блог. Так поступают многие, и я в том числе. Гиршуни в этом смысле не отличался от других. Ну разве что привычкой сохранять исходные файлы… хотя в этом, возможно, просто проявлялась свойственная ему педантичность и уважение к документированию каждого сделанного шага.

Вторая папка лишний раз свидетельствала об уже установленной мною идентичности Гиршуни и Милонгеры. Один из файлов содержал последнюю запись танцовщицы — ту самую, описывающую убийство Жуглана. Не было никаких сомнений, что текст создан именно на этом компьютере, а не просто скопирован с интернета. Аккуратный Гиршуни писал свои — вернее, в данном случае, милонгеровские — тексты, включив опцию каталогизации исправлений. Теперь можно было пройтись назад по всем произведенным в тексте изменениям, вплоть до первоначальной версии. Это являлось окончательным доказательством гиршунинского авторства… если, конечно, кому-то еще требовалось такое доказательство.

Зато в третьей папке меня ожидал настоящий сюрприз: Гиршуни «играл» и за Машеньку! Да-да, все записи и, видимо, комментарии, написанные мифической москвичкой Машенькой, исходили отсюда, с гиршуниного компьютера! Судя по все тому же каталогу исправлений, в этом факте не имелось ни малейшего сомнения… Господи… что же тогда в остальных папках?

Неужели… Сердце мое билось так сильно, что я почти задыхался; пот стекал по лицу и капал на чистенькую гиршунину клавиатуру. Указательный палец правой руки не слушался, и для того чтобы открыть следующую папку, мне пришлось помогать всей левой рукой. Наверное, вы уже догадались, что я там увидел, но я все равно скажу: автором трогательного и страшного дневника солдатки Анны-Антиопы был все тот же Аркадий Гиршуни, мой сосед, сумасшедший, многоликий, ушастый суслик!

Думаю, что в этот момент я впервые спросил себя, стоит ли копать дальше? Спуск в подвалы гиршуниных тайников походил на сошествие в ад — не сусличий, а вполне настоящий. Меня мучала адская головная боль, я адски устал, адски проголодался, адски хотел спать. Мне не хотелось жить. Я сжал голову обеими руками, чтобы хоть ненадолго привести себя в порядок. Осталось совсем немного, парень, совсем немного. Ты уже прошел большую часть дороги, потерпи еще чуть-чуть, еще…

— Кхе-кхе…

Я похолодел. У меня не оставалось больше ни сил, ни мужества. Ничто не могло заставить меня поднять глаза к дверному проему, откуда послышался этот ужасный смешок. Но никто меня и не спрашивал: глаза сами повернулись в нужном направлении, словно притянутые магнитом. В дверях, поблескивая очками, стоял Аркадий Гиршуни собственной персоной. Он кривил лицо тонкогубой ухмылкой и грозил пальцем. Он грозил мне пальцем! Сознание мое захлебнулось, как утопающий, и померкло.

Тип записи: частная

Не знаю, сколько времени я провел в отключке. Когда я пришел в себя, передо мной все оставалось по-прежнему: пустая комната, мерцающий экран с открытой директорией «Версии», мышка, клавиатура и никакого следа пребывания здесь кого-либо, кроме меня. Я мог поклясться, что непосредственно перед обмороком видел Гиршуни, стоящего в дверном проеме. Но значило ли это, что он действительно там был, а не являлся плодом моей чудовищной усталости, помноженной на страх и неимоверное напряжение?