Алекс Тарн: Ню

Сергей Владимирович приехал в Нью-Йорк по делу, в командировку. Гостиница была хорошая, вот только курить нигде не давали. Но об этом американском психозе Сергея Владимировича предупреждали заранее, а когда предупрежден, то уже не так и обидно. Тем более что, погуляв по холлу, он обнаружил дверь на балкон, где стояли монументальные, похожие на клумбы, вазоны, оказавшиеся на поверку пепельницами. Из песка ободряюще вытарчивали редкие стебельки бычков. Это походило на разрешение, и Сергей Владимирович облегченно закурил.

Прямо под ним, переливаясь красными огоньками, текла на юг неширокая улица со знакомым, пахнущим юностью названием — Бродвей. В нескольких блоках внизу движение завихрялось, скрещивалось с попутным потоком и, ударившись о твердо выставленное колено Таймс-сквер, катилось дальше, к даунтауну. В темноте позднего вечера город был весь расцвечен яркими красками реклам и оттого напоминал лес, состоящий сплошь из новогодних наряженных елок. Это создавало особо уютное, праздничное, вполне новогоднее настроение… хотя по жизни стоял май, самая что ни на есть весна, а Нового Года и след простыл.

И тем не менее… ну и что ж с того, что простыл? Где-то, может быть, и простыл, но не здесь — вон они, торжественные елки небоскребов, и гирлянды огней, и веселая толпа, и ладное, неопасное счастье. Новый Год в начале мая — бывает ли что-нибудь прекраснее этого чудесного соединения двух самых любимых праздников? Потому что май ведь — тоже праздник, во всяком случае, таковым он всегда был для Сергея Владимировича. Почему? — ну как «почему»… это ж понятно, мил человек… это ж так очевидно: от ощущения начала, вот почему. От надежды на обновление, на новую неизвестную радость, неведомую, конкретными словами не испорченную, и оттого включающую в себя целиком весь этот пробуждающийся, наивный и тоже надеющийся на новые начала мир.

А Новый Год — это что — не начало? Конечно, начало! И Нью-Йорк, если разобраться, тоже — город-начало, волшебные ворота победы, первый плацдарм для грядущего покорения мира. Не зря ведь таким волшебным магнитом притягивает он к себе подпоясанные надеждой души: завоюй, мол, меня, парнишка, а дальше уже само пойдет… А ну как и впрямь? Сергей Владимирович посадил в клумбу догоревший окурок и пошел спать, усмехаясь своему неожиданному романтическому воодушевлению.

Сам-то он ничего завоевывать не собирался — не те годы, не тот задор. Да и был ли у него когда-нибудь «тот» задор? Не-а, не было у него задора, ни «того», ни «этого». Даже в молодости не куролесил, даже в бесштанные пеленочные годы отличался удивительным спокойствием, ровностью нрава и отсутствием претензий — клад, а не ребенок. Ходить начал поздно, все ползал; да и ползал-то не на четвереньках, а каким-то особым сверхустойчивым способом — поджав под себя ногу и волоча по полу надежно приземленную попу. Способ не быстрый, это точно, а куда торопиться-то? И потом тоже бегал мало, больше ходил… никогда далеко не забирался. Мать даже говорила: «Какой ты у меня нелюбопытный, Сережа… все сидишь сиднем, хоть бы вышел, познакомился с кем — на танцы там или еще куда. Ты ведь и не женишься так… а я внуков хочу.»

Только зря мать беспокоилась. Разве для того, чтобы жениться, надо мартовским котом по крышам бегать? Нет ведь… Он, к примеру, и грибы искал неторопливо, но всегда больше всех приносил. Другие удивлялись, а чего тут такого удивительного? Твой гриб тебя сам найдет, сам позовет. Главное — не суетиться, а то ведь не углядишь, не услышишь, проскочишь в спешке. Вот и с семьей у него всё вышло в срок, всё путем — и женитьба, и дети. И супругу нашел в такт себе — такую же основательную спокушницу, хозяйку дому и мать детям. Кстати, не забыть бы переложить из чемодана в пиджак лист покупок. А чего «не забыть»… вот встань, да и переложи, прямо сейчас.

Сергей Владимирович вылез из-под одеяла и переложил записку. Не то чтобы он отличался такой забывчивостью, что надо было делать это именно сейчас… просто совсем не спалось, ну совершенно. Ни в одном глазу. Наверное, джетлег или как его там. Увы, сна не нашлось ни в пиджаке, ни в чемодане. Он подошел к окну. Новогодний «город начал» приветливо подмигивал ему из-за портьеры, как будто говоря: «И не стыдно? У меня тут такой расчудесный май намечается, и елки, и огни, и так далее… сплошные праздники счастья… а ты — спать? Какой ты у меня нелюбопытный, Сережа… все сидишь сиднем, хоть бы вышел, познакомился с кем…»