Тахир Шах - Год в Касабланке

— Вы будете смеяться.

Я пообещал не делать этого.

— Перед джиннами, — сказал он.

Я с трудом сдержал улыбку.

— Однажды, когда моя тетушка читала в постели, — поведал Камаль, — в комнате появился джинн. Он выхватил у нее книгу и вырвал из нее все страницы. После этого без всякой причины вдруг залило туалеты. А затем на стене обнаружили странные надписи.

— А когда все это случилось?

— Очень давно, когда мне было лет семь или восемь.

— А почему твои родные просто не продали дом?

— Потому что в нем не было барака. Никто не осмелился бы купить дом, в котором обитают рассерженные джинны.

— А разве нельзя было их изгнать?

— Тогда еще время не пришло.

На обратном пути в Дом Калифа я терзался вопросами. Почему Хамза был так уверен, когда говорил, что розовая слизь — это благословение? Когда наступает подходящее время изгонять джиннов? Как может современный человек, вроде Камаля, верить в такую чушь? Будь я в Европе, я искал бы удовлетворительные ответы на эти и другие вопросы, вооружившись здравым смыслом.

Но Марокко — страна очень своеобразная. Теперь я понимал, что люди вовсе не пытались обмануть меня, не желая отвечать на мои вопросы. Скорее всего, дело было в том, что на некоторые вопросы у них просто не было ответа.

Единственный способ заслужить в Касабланке уважение окружающих — это купить себе полноприводный автомобиль с тонированными стеклами и сверхширокими колесами.

Как-то утром в глубине трущоб раздался сильный рев мотора. Он был настолько громким, что заглушил крики ослов и лай собак. Я разгружал кирпичи из многострадального корейского джипа в конце нашей улицы и поднял глаза как раз вовремя, чтобы полюбоваться новой игрушкой гангстера. Машина неслась по главной дороге — сплошной черный глянец — словно океанский лайнер. Герб фирмы «Кадиллак» блестел на решетке радиатора, словно медаль за отвагу. Машина проехала немного вперед и поравнялась с нашей ужасной тачкой. Мое сердце забилось быстрее, будто я интуитивно предчувствовал бой или полет. Я стоял так, что мое лицо отразилось в стекле, заднее пассажирское окно опускалось очень медленно, как какая-то завеса. Вдруг оказалось, что я смотрю в темные очки от Гуччи марокканского Дона Корлеоне. Я вытер запачканные руки о рубашку на груди и шагнул вперед, чтобы представиться. Крестный отец сидел без движения, лишь ноздри у него чуть раздувались. Он высунул руку, я наклонился к машине, чтобы пожать ее. Но как раз в этот момент пальцы гангстера щелкнули, послав сигнал шоферу. Черное стекло полезло вверх, я успел отдернуть руку и отскочить назад. Секундой позже «кадиллак» скрылся из виду.

Через два дня после эпизода с розовой слизью меня охватило сильное подозрение, что против нас существует заговор. Завуалированные угрозы гангстерской жены, разговоры о барака и джиннах и сама слизь ввергли меня в состояние паранойи. Я был уверен: темные силы что-то замышляли против нашей семьи. Но вовсе не духи, а окружающие нас люди, и я был в этом уверен, плели интриги, чтобы изгнать нас из Дома Калифа.

Сторожа, должно быть, чувствовали мое напряжение. В тот вечер они пришли к нам с подарками. Жена Османа послала нам буханку твердого круглого кнобза, домашнего хлеба с семенами аниса. Хамза принес новые амулеты для Арианы и Тимура на замену старым. Он заговорил их таким образом, чтобы дети жили до тысячи лет. А Медведь подарил мне пресс-папье, которое лично изготовил из полированного камня.

За подарками последовали предостережения.

— Камаль плохой человек, очень плохой, — сказал Осман, и его постоянная улыбка на миг угасла.

— Он хочет украсть у вас Дар Калифа, — добавил Медведь. — Он разобрался в документах.

— А что насчет крестного отца? — спросил я. — Разве он не более опасен?

Хамза поднял палец перед носом и изрек:

— Слепой вор в доме опаснее одноглазого вора на улице.

Я вспомнил, что, когда Камаль только появился здесь, он предостерегал меня, будто сторожа заодно с бидонвильским гангстером и якобы они снабжают его информацией обо всем, включая мельчайшие подробности нашей жизни.

— Хамза и иже с ним — это Троянский конь, — сказал мне он.

Я не знал, кому верить, поэтому решил не верить никому. Гангстер вкупе со своей женой, сторожа и Камаль начали казаться мне представителями вражеского лагеря. Я был уверен, что каким-то образом они плетут заговор вместе.