Ион Друцэ: Апостол Павел

Варвар : Взялся учить, как наживать добро, а дошел до Святого Писания.

Апостол : Я дошел до Святого Писания именно для того, чтобы научить тебя, как наживать добро. Известно ли тебе, что такое сострадание?

Варвар : Что-то связанное с детским ревом.

Апостол : Вот, видишь ты утром соседа, которому холодно, и хотя ты сам стоишь у огня, тебе как-то неуютно, зябко, от того, что холодно твоему соседу. Видишь воина, измученного ранами, и сам содрогаешься от боли... Страдать болью ближнего — это и значит сострадать.

Варвар : Не понимаю. Если холодно Даку, почему должно быть холодно и мне? Если Скифа замучали раны, почему должен страдать и я, который вовсе не участвовал в сражении?!

Дак : Вот на этом ты потерял половину состояния.

Варвар : То есть на чем?

Дак : На пренебрежении человеком. И если бы ты, вместо того, чтобы заставлять этого несчастного раба таскать амфоры по горам, вывел бы его на большую арену Афин в спектакле под названием: “Последний Финикиец, оплакивающий гибель Картагены”...

Варвар : Думаешь, собрались бы послушать?

Апостол : Весь город собрался бы. Исповедь — не блажь, а спасение. Ты разбогател бы в один день и сделал бы при этом доброе дело.

Варвар (рабу) : Ты, предатель... Ешь мой хлеб, а плачешься другим?

Финикиец : Я пою тебе об этом с утра до вечера...

Варвар : Но почему другие поняли, о чем песня, а я не понял?

Финикиец : Потому, что им ведома боль человеческая, а тебе — нет...

Варвар (неожиданно прослезившись) : Кто из живых может сказать, что прожил жизнь и не ведал боли! Ладно, иди к ним, облегчи свою душу.

Финикиец : Чтобы облегчить душу, нужно быть свободным, а я раб.

Варвар : Отпустить не могу. Я на тебя истратился.

Апостол : Ладно, если не отпускаешь, мы у тебя его выкупим.

Варвар : Как выкупите? На что?

Скиф : Меч отдаю.

Дак : Полмешка зерна.

Женщина : Серьги.

Еллин : Половина свитков, они дороже, чем всё твое состояние.

Варвар : Я думал заработать на нем больше, но, так и быть. Уступаю. Иди, ты свободен.

Финикиец : Нет. Не так продаются, не так покупаются рабы.

Апостол : Он прав.

Подошел к рабу, коснулся его плеча. Раб опустился на колени. Возложив ему руку на голову, кивком предложил Варвару сделать то же.

Апостол : Перед Богом и перед миром. Ты этого раба нам продал. Мы этого раба у тебя выкупили.

Варвар : Какие гоноры! Уже и народа-то нет, а гоноры остались!

Апостол (после завершения обряда) : Теперь, брат мой Финикиец, можешь стать рядом с нашей сестрой. Ты — свободен.

Женщина поднесла ему сосуд, омыла ему руки, и раб присоединился к ним.

Скиф : Вино будет?

Апостол (Варвару) : Налей.

Варвар : Будут деньги, будет и вино.

Апостол : Ты нам должен.

Варвар : Я никому ничего не должен.

Апостол : Ты нанял нашу сестру за одну десятую от прибыли.

Варвар : Да, но прибыли не было! Торговля не пошла.

Апостол : Все-таки на один динарий ты наторговал!..

Варвар : И ты хочешь, чтобы я тебе его вернул?

Апостол : Отдай нашей сестре ее долю.

Варвар : У кого я тут, в горах, разменяю динарий?

Апостол : Зачем менять? Выдай нашей сестре ее долю вином.

Варвар : Как?

Апостол : Налей столько вина, сколько полагается за один динарий, и десятую часть отдели.

Варвар : И что получится? Шесть, семь глотков?

Апостол : Пусть будет шесть, нам и шести достаточно. Только не мерь своей глоткой! Лей на глаз.

Варвар : Хорош покупатель. Долго искал. Покупает вино глотками, а я продаю на глаз. Но, постойте, в этом сосуде что-то плещется! По-моему, тут вода!

Апостол : Вода чистая, родниковая. Лей, не бойся.

Варвар : Испортим вино.

Апостол : Нет. Разбавим.

Варвар : Вино разбавлять водой?!

Апостол : Господь запретил народам пить неразбавленное вино.

Варвар : Почему?!

Апостол : От неразбавленного вина человек колеблется, и сами земные устои качаются.

Поставив сосуд, поднял хлеба. “Господи! Ты посещаешь землю в год ее великой жажды, напояешь борозды, благословляешь произрастания, и вот, холмы препоясываются радостью, луга одеваются стадами, долины покрываются хлебами, восклицают и поют! Тебе, Господи!”

Преломив хлеба, Апостол обмакивал куски в разбавленном вине, каждому давал его долю. Ели тихо, молча, целомудренно, насыщая дух безмолвием.