Ион Друцэ: Апостол Павел

Апостол (Скифу) : А ты чего стоишь? Иди, подкрепи сердце хлебом.

Скиф : Боли... адские... Если шевельну членом каким... упаду...

Еллин : Двигайся. Рядом с лекарем умирают, но не сразу.

Апостол : Теперь самое время нашему другу пахарю.

Дак : Что, опять рядом со Скифом? Вы что, с ума посходили? Тысячу лет и всё бок о бок?

Апостол : Ну, раз вы соседствуете землями и в каком-то смысле родня...

Дак : Какая там родня! Его соленое море питается пресными водами наших рек, вот и всё наше родство...

Апостол : Реки и моря породнены Господом, и вас тоже Всевышний посеял рядом, так что не надо противиться воле Отца. Около пахаря будет наша сестра...

Женщина : Он слишком стар для меня.

Апостол : Вырастивший пшеницу не может быть слишком стар для той, которая испекла хлеба. Рядом с тобой встанет тот, кто услаждал наш слух печальными песнями о Картагене...

Финикиец : Да позволено мне будет сказать.

Варвар : Говори.

Финикиец : Рабы не могут восседать за одним столом со свободными.

Еллин : Ты рожден в неволе, или тебя обратили в рабство?

Финикиец : Обратили.

Еллин : Кто?

Финикиец : Сам себя продал.

Еллин : Что тебя вынудило продать самого себя?

Финикиец : Погибал в горах, как и этот воин. Лихорадка вытрясла из меня всё. Чтобы спастись, вынужден был продать себя за кувшин горячего вина.

Женщина : Кому?

Финикиец : Продающему горячее вино в горах.

Апостол (Варвару) : Брат мой, Варвар, отпусти нам своего раба.

Варвар : Для каких надобностей?

Апостол : Чтобы исполнить совместную трапезу.

Варвар : Обойдетесь. Он мне самому может понадобиться. Вдруг клиент нагрянет, а веселить будет некому. Вино без кифары, всё равно что невеста без жениха.

Апостол : Мечтаешь разбогатеть?

Варвар : Об этом помышляют все.

Апостол : Зачем тебе много?

Варвар : Долго жить хочу. В свое удовольствие.

Апостол : Тебе это не дано.

Варвар : Почему?

Апостол : Не умеешь наживать добро. В твои-то годы торчать у трех прокуренных котлов!

Варвар : Научи, как это сделать лучше. Войди со мной в долю.

Апостол : В долю с тобой я не войду, но научить могу. Вот, ты купил этого раба за бесценок, воспользовавшись его отчаянным положением.

Варвар : Я его спас. Он должен дважды в день руки мне целовать.

Апостол : Спас для чего? Чтобы было кому таскать амфоры по горам?

Варвар : Это когда переезд. А так он у меня при кифаре.

Апостол : Но играть ты ему тоже не даешь! Всё время обрываешь. Почему?

Варвар : Воспитываю. Даю новое направление. Сколько можно про Картагину. О Картагина...

Финикиец : Не Картагина, а Картагена!..

Варвар : Ты, раб ничтожный... Не смей вступать в разговор мудрецов, не получив на то мое позволение.

Апостол : Во-первых, раб — он тоже человек. Во-вторых, твой раб — человек особенный, отмеченный Богом.

Варвар : Чем?

Апостол : Талантом.

Варвар : Если хочешь знать, я пою лучше его.

Апостол : Может, ты и поешь лучше, но ты не избран Богом, а он — избран, и потому он — великий музыкант.

Варвар : Не смеши людей. С чего ты взял, что он великий музыкант? И что такое великий музыкант?

Апостол : Это музыкант, у которого есть послание миру от Бога.

Варвар : И... где оно, послание-то?

Апостол : Картагена.

Варвар : Возможно ли, чтобы послание было из одного слова?!

Апостол : Отчего нет? Мир. Война. Перемирие. Односложные послания Господа Бога.

Варвар : Ну, мир, война, перемирие, это я понимаю. А что такое Картагина?

Апостол : Знаешь ли ты что-нибудь про Финикию?

Варвар : По-моему, это фрукт.

Апостол : Финикия — это страна, поднявшая, было, меч против Рима. И Рим ее сокрушил.

Варвар : Если не умели воевать, чего полезли?

Апостол : Друг мой, да будет тебе известно, что финикийцы были великолепными полководцами! Ганнибал уже стоял у ворот Рима! Город был пуст, стоило ему войти — и мировая история пошла бы совсем по другому руслу. Но Ганнибал не любил ночных побед, он хотел, чтобы весь мир видел, как он войдет в Вечный город. Ночью, однако, римляне сумели собрать разрозненные силы и утром сокрушили финикиян.

Варвар : Я же сказал — глупые, никчемные люди.

Апостол : Не говори так. Финикияне — народ мудрый. Они оставили нам знаки письма, то есть алфавит, в который одето Святое Писание.