Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз

Как же ей хочется расстрелять их всех!

А вдруг и Веничке точно так же хочется убить ее — Оленьку?! Ведь уже второй день бедный Веня корчится от нестерпимых мук ревности! Значит, Веничка задумал убить ее, а заодно разнести вдребезги самого Фортепьянова!…

На старой асфальтовой дороге модель истребителя разбежалась, оторвалась от земли, набрала высоту и стала выполнять фигуры высшего пилотажа. Ланчикова перевела бинокль на Бобылева — он работал рычажками пульта дистанционного радиоуправления, а на фанатичном лице ученого было выражение решимости, одержимости, отрешенности и всего прочего букета феноменальных качеств выдающегося оборонщика, еще совсем недавно спроектировавшего тристакратный конец света.

— Точно! Веня подговорил этого мудака Бобылева взорвать меня вместе с Ророчкой! — во внезапном озарении завопила Оленька.

Оторвавшись от окуляров бинокля, Ланчикова хотела захлопнуть форточку, но никакой форточки в апартаментах для отдыха не было, а была литая, непробиваемая, прозрачно-дымчатая стена из америкостекла.

— Алкаши и подонки! У Пьянофортова в кабинете форточка открыта! — завизжала блондинка. В крайнем напряжении мыслей и чувств и в предощущении неминуемой беды Оленька, сама того не ведая, оговорилась родовой фамилией Рора Петровича!

Ланчикова подбежала к двери, рывком распахнула тяжелую створку и влетела в высочайший кабинет Основного Диспетчера. Так и есть! Открытая форточка! И зияет прямо над головой выдающегося телегосударственного чиновника господина Чмомордина! А Ророчка, глупо улыбаясь, показывает двумя руками седьмому вице-премьеру нечто округлое — Оленька потом уже сообразила, что негодник похвалялся перед правительством ее немыслимо узкой талией и, главное, тем, что при таком филигранном торсе ему, Ророчке, есть за что ухватиться и подержаться…

А над головами двух самых значительных топливно-энергетических господ России, полностью обеспечивающих энергонезависимость и энергоцелостность государства, была беспечно открыта смертельноопасная форточка, в которую через несколько мгновений влетит управляемый, самонаводящийся, изничтожающий все живое летательный аппарат болвана Бобылева!

Высокопоставленные господа при виде ослепительной блондинки невольно привстали.

Ророчка был явно недоволен бесцеремонным Оленькиным вторжением, господин же Чмомордин, напротив, тепло улыбнулся ей и даже шагнул навстречу.

Но у Оленьки не было ни секунды ни на объяснения, ни на всяческие церемонии и любезности! У нее оставалось всего несколько мгновений! Через открытую форточку Оленька явственно слышала высокий, стремительно приближающийся, ядовитый звук высокооборотного бензинового мотора — ястребок, набитый взрывчаткой, выходил на цель.

Ланчикова подскочила к Ророчке и не колеблясь схватила его за ухо. И надо отдать должное господину Фортепьянову — он покорно подставил ухо, и Оленька изо всех сил потащила магната к спасительным дверям. Но тут она обратила внимание, что известный телетугодум господин Чмомордин выпучил глаза и продолжает стоять на месте, с некоторым изумлением наблюдая за играми влюбленной парочки. “Не оставлять же многоуважаемого господина седьмого вице-премьера безвинно погибать из-за наших с Веничкой шашень! Не обезглавливать же по нашей новокостромской дури родное правительство!” — пронеслось у Ланчиковой.

Не выпуская ни на единое мгновение ушко господина Фортепьянова, Оленька стремительно рванулась к господину Чмомордину и в полном отчаянье вцепилась изо всех сил другой рукой в высшей степени значительный, с небольшой патрицианской горбинкой, нос седьмого вице-премьера. На секунду ее пронзил ужас — “Что я сделала?”, но ужасаться было некогда и, словно возничий римской квадриги, запряженной на потеху пресыщенным зрителям веспасиановского Колизея львом и медведем одновременно, Оленька изо всех сил потащила высокопоставленных господ к спасительным служебным апартаментам…

Ошеломленный Ророчка сперва принял внезапное нападение за неуместное и даже не вполне извинительное развитие любовных игр, о которых он только что по секрету трепался старому приятелю по промыслово-бурильным годам, и поэтому сперва даже улыбнулся, — правда, несколько скованно, стараясь при этом скосить глаза, и с виноватой гримасой — мол, чего только в безумной любви на старости лет не случается. Сам же господин седьмой вице-премьер, столь же внезапно схваченный решительной Оленькой за державный нос, ни при каких обстоятельствах не должен был и не мог потерять собственного достоинства. Поэтому — надо сказать об этом прямо! — господин Чмомордин был поставлен безобразной Оленькиной выходкой в весьма щекотливое положение. Если бы господин Чмомордин стал вырываться, дергаться, выражая при этом свое безусловное возмущение случившимся, то, несомненно, открытым выражением недовольства он мог бы потерять, так сказать, лицо. Но господин седьмой вице-премьер, несмотря на все свое хрестоматийное тугодумство, был в житейских, а особенно в аппаратных ситуациях весьма хитрым и даже находчивым человеком. Поэтому значительный государственный чиновник, которого ослепительная, но непонятно зачем ворвавшаяся в этот высочайший кабинет блондинка схватила за нос и изо всех сил потащила в альков, тотчас сделал вид, что все идет именно так, как он сам давно предвидел, и, собственно, по-другому в данной ситуации и быть не могло. Высокопоставленный белодомовец деловито, но — слава Богу! — послушно и как бы предваряя свое собственное предвидение, проследовал в прикабинетные апартаменты — то есть именно туда, куда его и тащила из последних сил самоотверженная Оленька. И хотя господа тузовики практически не упирались, Ланчикова, чтобы убыстрить операцию по спасению, развернулась всем своим роскошным и холеным телом и как бы вбросила высокопоставленных господ в апартаменты, придавая бывшим промысловикам столь необходимую инерцию, а тем самым высвободила руки и успела-таки захлопнуть за ними тяжелую стеноподобную дверь, прежде чем в форточку влетит набитая взрывчаткой — в эту секунду она почему-то была в этом абсолютно убеждена! — смертельная авиамоделька академика Бобылева.