Виктор Лихачев - Единственный крест

— Только не смейтесь, Асинкрит, но я чувствую себя как маленькая девочка, к которой пришел Дед Мороз.

Но Сидорин был сама скромность, хотя глаза выдавали его состояние:

— Что вы, я не волшебник, а только учусь…

— Учись, Асинкрит, учись, — похлопала друга по плечу Галина, — может, и ко мне заглянешь… с подарочком.

— Ребята, так у меня теперь цель в жизни появилась, — по-детски простодушно сказала Лиза.

— Правильно, у тебя раньше коровы не было, потому ты и была такая…

— Галка, я серьезно. Да ну тебя. Ведь Богданова надо людям возвратить. Он… он замечательный и совершенно несправедливо забытый.

— Правильно, — посерьезнела Глазунова, — Любаша из больницы выйдет — статью про находку напишет…

— Она в больнице? — удивился Сидорин. — Что-то серьезное?

— Увы, да.

— А с кем же Оля?

— Пойдем, Асинкрит, по дороге все расскажу. Только сначала жениха с собой прихватим…

Тут только Лиза и Сидорин вспомнили о том, что в соседней комнате находятся двое голубков.

Сергей Кириллович в эти мгновения излучал любовь ко всему миру.

— Светлана Викторовна, надеюсь, мы еще увидимся!

— Непременно, — отвечала та, — и, уверена, очень скоро.

Но затем ее взгляд упал на Сидорина и помрачнел. Асинкрит, в свою очередь, пристально, и слегка сощурясь, посмотрел на тетушку Лизы.

— Мне кажется, Светлана Викторовна, вы в самом начале. Но еще можно все поправить.

— В самом начале чего?

— Гипертонии. Проверьте давление, хотя не стоит, и так скажу. Сто пятьдесят на сто.

— И как же вы это определили? — попыталась ехидно улыбнуться Светлана Викторовна, но внутри у нее что-то екнуло: последний раз у нее давление было именно таким, но она связала это со своими треволнениями. — А, я забыла, вы же врач, психо.

— Завтра, если хотите, я отвезу вас к хорошему кардиологу, — вступил в разговор Романовский.

— Не помешает, — задумчиво ответил за Светлану Викторовну Сидорин, — но у меня есть один рецепт. Правда, странный очень. Всем кому советую, помогает. Впрочем, я не настаиваю…

— Какой рецепт? Я обязательно попробую. Лиза, — скомандовала тетя, — неси ручку и листок.

Толстикова все это время внимательно смотрела на Асинкрита: шутит он или нет? А может, он просто хитрец — решил сломать недоверие к себе тетушки?

— Лиза, ты что, не слышишь?

— Да, тетя, иду.

— Значит так. Светлана Викторовна, с вечера приготовьте два стакана — один пустой, в другой налейте обыкновенную питьевую воду. Утром, еще не вставая с постели, помассируйте голову…

— Я всегда ее массирую…

— Чудненько. Записали? Потом потянитесь хорошенько — и можно вставать. Берете стаканы, поднимаете их над головой и переливаете воду из одного стакана в другой — ровно тридцать раз. Ту воду, что после всех этих манипуляций останется, выпейте, не сходя с места. Да, пить только маленькими глотками и медленно.

— Записала. Странный рецепт, но попробую.

— Попробуйте, не пожалеете.

Спать совершенно не хотелось. Лиза долго лежала, ворочаясь, затем взяла богдановскую картину и легла с ней в постель. Две девушки смотрели куда-то мимо нее, волшебный свет луны мерцал на гроздьях сирени. Скромная березка стройно светлела из сумрачного мрака. Боже, какое чудо — эта девушка жива! К ней надо будет обязательно съездить, поговорить. Какой, все-таки, молодец, Сидорин… А почему надо ждать утра, чтобы услышать Агафью Ниловну? Асинкрит привез две кассеты, Толстикова взяла наугад первую попавшуюся и вложила в магнитофон. Сначала какие-то шаги, стук двери, а потом голос — старческий, тихий, а еще очень спокойный и умиротворяющий. Приходилось вслушиваться в каждое слово:

«Родилась я в местечке Затишье. Так называлась часть имения Островно на озере Молдино. Отец Нил Родионович Крылов работал садовником у окулиста Синицына. Мать не помню, звали ее Пелагея Яковлевна Сорокина. Отец умер рано. Крестная отвезла меня в Вышний Волочок, где я училась два года в женской гимназии. Все мое образование. Крестная умерла, и отдали меня в детский приют при вышневолоцком женском монастыре. Очень было хорошо. Кормили хорошо. Уход был хороший. Потом что-то произошло. Меня отправили в деревню Островно, в местную церковь помогать священнику. Священником в то время был Беневоленский Дмитрий Иванович. Я и по дому помогала, была в няньках двух детей священника. Младшему Сергею было тогда шесть месяцев. Сейчас он живет в Москве. Потом уже Беневоленского перевели служить в Паношинскую церковь. И я с ними семь лет жила, они меня и замуж выдали. Поле революции его репрессировали. Дом Беневоленских в Островно и сейчас стоит. Там жила моя семья после революции.