Виктор Лихачев - Единственный крест

— Это… правда? — подняла голову Лиза, продолжая шмыгать носом.

— Конечно.

— Господи, какая все-таки странная эта штука — жизнь.

— Абсолютно с тобой согласен.

— Час назад я была самым несчастным существом на свете, а сейчас. Повтори, пожалуйста.

— Стихотворение?

— Нет, первое слово из него.

— Любимая…

Лиза отпрянула от Сидорина, и тот увидел, как в ее мокрых глазах сверкнули огоньки-чертики. Асинкрит подумал с радостью: «Врете, гады, вам ее не сломать!»

— Слушай, нехороший человек.

— Хорошо, что хоть не «сукин сын».

— А ты не обижайся.

— И не думаю.

— Нет, правда. Согласись, это безобразие, когда…

— Соглашаюсь, это полнейшее безобразие — садиться на нары, когда мне требуется уехать из города.

— А когда ты в городе — садиться можно?

— Кто бы попробовал тебя посадить… Посмотри, какой я могучий, — после первого порыва пришло легкое смущение, которое Сидорин попытался скрыть иронией. И с совершенно серьезным лицом принял позу льва Бонифация из мультфильма или дореволюционного борца и напряг бицепсы:

— Нет, ты пощупай. Совсем как ежик.

— Почему ежик? — удивилась Лиза.

— Такой анекдот есть. Стоит ежик на пеньке и орет на весь лес: «Сильный я! Сильный! Смотрите, какой я сильный!» Тут ветер налетел, и ежика с пенька сдуло. В буквальном смысле слова. Упал он в кучу листьев, отряхнулся и добавил, совсем тихо: «Но легкий».

— Не смешно, Сидорин. А я верю, что ты — самый сильный… Прячешься?

— Я и говорю: могучий. Но легкий. — Неожиданно лицо Асинкрита вновь приняло серьезное выражение:

— Я не прячусь, любимая. И скоро обо всем тебе скажу, и даже спою без свидетелей.

— Без каких свидетелей?

— О, их кругом полно. Одних деревьев сколько. Ворона сидит, видишь? А там, чуть подальше, таксист. Между прочим, тебя ждет.

— Меня?

— Поезжай домой. Отдохни, смой свои белые перья от пыли…

— Хочешь сказать — от грязи?

— Грязь к тебе не пристала. Короче, приводи себя в порядок, а вечером сбор у Глазуновых.

— Сбор?

— Конечно. Экстренное заседание чрезвычайного штаба, приглашены Глазуновы, ты, я, Братищева. Любу не хотели приглашать, но она рвется в бой. Говорит, что чувствует себя замечательно. Мы мирные люди, но всему есть предел. Наш бронепоезд больше не стоит на запасном пути.

— Асинкрит, ты сейчас говоришь об Исаеве?

— О ком же еще?

— Похоже, в этой истории депутат не главный.

— Вот как? Интересно. И все-таки поедем — по дороге расскажешь. Давай свой пакет.

— По дороге? Ты куда-то спешишь?

— Очень спешу. У меня через полчаса встреча. И знаешь с кем? С нашим другом Рыбкиным.

Лиза смачно выругалась. От неожиданности Сидорин даже рассмеялся.

— Если бы ты пережил то, что пережила я… Значит так, мы поедем вместе. Перышки подождут. И скажу, все, что думаю о нем.

— Вот поэтому я тебя и не возьму. Не спорь. Во-первых, не хочу, чтобы ты еще по одной уголовной статье привлекалась, а во-вторых… Мне хочется его послушать.

— Думаешь, он захочет с тобой разговаривать?

— Еще как захочет! Я тебе не говорил, но по моей просьбе Люба Братищева со товарищи большую работу провела, а плоды, как известно, должны поспевать вовремя.

— Вовремя, говоришь,? А если документы на удочерение Лизоньки уже готовы?

— Глупенькая, — Сидорину наконец удалось взять у Толстиковой ее огромный пакет, — ты не представляешь, какая это бюрократия, сколько нужно бумаг собрать, сколько анализов сдать…

— Анализов?

— А ты думала! Вдруг у усыновителя вредные привычки? Но это тот случай, когда я за бюрократию. Она нам сейчас на руку.

Через пару минут желтое такси тронулось с места. И вряд ли его пассажиры, увлеченные разговором, заметили, как почти одновременно с противоположного конца сквера вслед за такси тронулась еще одна машина. Хотя… Сидорин пару раз во время пути оглянулся назад, но ничего не сказал. Может, не хотел перебивать рассказ Лизы о Георгии, помощнике Исаева, может, просто не желая пугать свою спутницу.

— Святик, тебя к телефону, — подошедшая неслышно жена, протянула Рыбкину телефонную трубку.

— Господи, когда же этот день кончится? Алло, я вас слушаю.

— Этот кончится, другой начнется.

— Георгий Александрович? Рад вас слышать.