Олег Ермаков - Песнь тунгуса

— Ты ее не знаешь еще, — говорил он. — На дом позарилась, машину ей захотелось… Свою-то семью она бросила. И дочку не хочет знать. А тут строит из себя. Мы дружили с ее Наташкой. Пока эта к отцу не прилипла.

Дом Пызиных был действительно добротный, кирпичный, просторный, с тремя комнатами, гаражом. Мачеха работала медсестрой. Славик показывал фотографию матери, женщины с глазами очень светлыми… Мишка где-то видел такие же точно — и вспомнил: да Ленка с бухгалтерского отделения, у нее эти же светящиеся глаза.

На попытки мачехи ласково заговаривать Славик если и отвечал, то грубо. Да, дух в этом доме царил какой-то электрический, словно всех потряхивало и все еле сдерживались, чтобы не начать корчиться в судорогах, выкрикивая проклятия… Кому? Светлый веселый отец Славика быстро хмурился, приходя домой, сидел глядел телевизор. Славик здесь был лишний. И наверное, по собственной воле. Он сам себя исключал из этой семьи.

В комнате Славика был плакат с летящим в густом синем небе самолетом, а под потолком висел макет самолета, собственноручно склеенный из картона. У стены чернели чугунные гантели. Еще здесь были потрепанные книжки про летчиков Великой Отечественной, про путешествия на воздушных шарах. Самой любимой среди них была книга французского летчика Экзюпери. Под потолком висел макет его почтового личного самолета «Кодрон С. 630 Симун», «четырехместный моноплан с повышенной надежностью и комфортностью», по словам Славика. На этом самолете француз хотел перелететь на Огненную Землю, но разбился. Хотя и остался жив. Экзюпери раз пятнадцать «участвовал» в авиакатастрофах. После первой аварии его комиссовали.

— А?

— Уволили из армии, — объяснил Славик. — Из-за травмы черепа, — с удовольствием добавил он. — Сказали, чтобы он сидел дома и не рыпался. А он плевать хотел. Сидеть дома! — яростно воскликнул Славик. — Стал пилотом почтовика, который возил письма там, ну газеты, наверно, все такое, бумажное в Африку.

Глаза у Славика сверкали, а левый от возбуждения, как обычно, стремился покинуть орбиту.

— Неграм? — спросил Мишка.

— Да. Там же не все неграмотные были. Даже в Сахаре. Он и туда возил почту.

— В пустыню?

— Ну да. Чукчам в тундру тоже почту забрасывают.

— Ага, и эвенки в тундре кочуют, — сказал Мишка.

— А потом он решил сделать перелет на своем «Симуне» в Сайгон, но потерпел аварию в Ливийской пустыне. Пить нечего было, кругом пески, барханы.

— О-ё, — сказал Мишка. — Это где?

— Там, — ответил Славик, кивнув головой куда-то в сторону южного Хамар-Дабана.

— В Монголии?

— В Монголии Гоби, Малёк! Там чуть не загнулся наш Пржевальский.

— Летчик? — спросил Мишка и покосился на макет самолета.

Славик сосредоточил взгляд на черноголовом смуглом друге.

— Ты, Малёк, чё-о? Врал, что в интернате жил-учился?! — воскликнул Славик и отвесил Мишке удар в плечо. — Врал?! — повторил он и ударил в спину уворачивающегося Мишку.

— Хорош, Пызя!

— А чего ты? Издеваешься?

— Нет! — честно отвечал Мишка.

— Не знаешь, кто такой Пржевальский?

Мишка пожал плечами и осторожно ответил:

— Забыл немного, ага.

— Ну так запомни: путешественник, самый великий из всех. Ходил через Гоби. В Тибет. На исток Хуанхэ. Открыл лошадь Пржевальского. А его ученик открыл целый город в песках — Хара-Хото.

— Пешком ходил? — заинтересовался Мишка.

— Да, на своих двоих. Ну, иногда на лошадях. А груз — на верблюдах. В самые лютые морозы при ветрах ночевал у костра. Прикинь, в Гоби. А это самая смертоносная пустыня в мире.

— А чего же он не знал, что там лошадь его имени бегает? — спросил Мишка.

Славик мгновение смотрел на друга и снова накинулся на него, схватил, пригнул голову к столу.

— Нет, ты подкалываешь, гад!

Мишка вывернулся. Они стали бороться. Славик был сильней, но и Мишка цепкий, изворотливый. Они опрокинули стул, ударились о книжную полку, на пол посыпались книжки, карандаши… Запыхавшись, сели.

— Это, — проговорил Мишка, отдуваясь, — раз он не летчик, Прыжевальский… зачем… зачем тогда дерешься за него, Пызя? Чего он тебе?

— Ничего, — буркнул Славик.

— Через Гоби хочешь лететь?

Славик покосился на Мишку, поправил очки.

— Француз тот не загнулся в пустыне? — спросил Мишка.

Славик ответил, что его с механиком спасли бедуины.

— Не, — сказал Мишка убежденно, — я песок не люблю, степь. У вас тут настоящие степи какие-то. И даже на лыжах негде кататься, все ветер сдувает.