Олег Ермаков: Река (Свирель вселенной - 3)

Олег Ермаков

Третья книга романа "Свирель вселенной"

Река

Первая книга романа - "Транссибирская пастораль"

Вторая книга романа - "Единорог"

1

Когда его ведут в столовую, отовсюду доносится шип: "Вешайся". Молодые смотрят на него, как на покойника или прокаженного, и боятся долго задерживать на нем взгляд. Как бы не уличили в сочувствии. Он догадывался, что никого не будет рядом, что никто не осмелится поддержать его. Где-то мелькнуло испуганное личико Кролика. Бурят ветеринар угрюмо отвернулся при встрече. И Меньшиков ощутил свое одиночество в полной мере. Возвращаясь в штаб, поднимаясь на крыльцо и входя в коридор, он испытывал застарелую неприязнь к этому казенному лабиринту. Коридор бурятской части пропах табаком, и чудилось, что это сама судьба веет в лицо горько и тошнотворно. Надеяться было не на что. Его затянет в глубины системы. Он сам это выбрал.

Но вешаться он не собирался.

Меньшикова содержали в тесной штабной комнатке, спал он на стульях.

Командир Абрамов отсутствовал, и он дожидался...

Но вот появился в части Абрамов. И Меньшиков предстал перед ареопагом. Слушали его внимательно. Он говорил громко.

Дневальный по штабу, сивый ленивый солдат, слонявшийся по коридору, давивший мух на окне, вдруг замер, приблизился к двери, прислушался. И спесь, лень поползли с его лица, как старая змеиная шкура, нижняя губа чуть-чуть оттопырилась, глаза остекленели.

Меньшиков сказал им все, что хотел сказать.

И затем время как будто остановилось. Его оставили в покое. О нем забыли. Узнали, что он думает, подивились и потеряли интерес. Замполит смотрел поверх головы. Абрамов грузно проходил мимо его двери. Меньшикова исправно водили в столовую.

Ночью кто-то заскребся в дверь. Он тут же очнулся, открыл глаза. Дверь отворилась, в электрическом свете темнела чья-то фигура. Меньшиков увидел штык-нож на ремне, повязку.

Дневальный шепотом спросил: "Спишь?".

Меньшиков, помолчав, ответил: "Нет".

Дневальный хотел что-то сказать, но оглянулся и исчез, захлопнув дверь. Послышались шаги, голоса. Меньшиков сидел в темноте. Тон и вид дневального его озадачили. Он подождал, не появится ли тот еще раз. Но вскоре заснул и спал так крепко, что ничего не слышал. Утром все то же.

Во время завтрака в столовой (ест он всегда один, после всех) вновь показывается Кролик, лицо у него испуганное.

Позже, уже в коридоре штаба: машинистка и какой-то офицер говорят о нем. Офицер глухо и невнятно, а машинистка громко и отчетливо.

- И что же?..

Офицер - невнятно.

- В Советской Армии не захотелось, так пусть в дисбате...

Офицер - глухо.

- В военное время...

Офицер - что-то.

- Что?

- Времена другие.

Расходятся. Трезвонит телефон. Стучит машинка. В щели тянет табаком.

Вечером в столовой.

На этот раз за одним из столов еще сидели солдаты. Дневальные сновали между столов с железными мисками, кружками, объедками, собирали посуду. В столовой с кафельными полами стоял грохот и звон. Кричал дежурный. Кто-то из ужинающих заметил вошедших, Меньшикова и сопровождающего солдата, - и вскоре сидящие спиной к выходу обернулись, чтобы посмотреть. У одного солдата крупное лицо, пристальный взгляд. Меньшикова и сержанта зовут. Освобождают для них места. Меньшиков садится напротив солдата с крупным рябым лицом. Он разглядывает Меньшикова. Меньшиков знает его, это аксакал части по кличке Конь. Сопровождающий сержант кричит, чтобы принесли пайку.

- Ну, что, лесник, скажешь?

Все смотрят на Меньшикова. Меньшиков на Рябого Коня. У того все лицо изъязвлено оспинами. Меньшиков пожимает плечами.

- Это кому пожрать? - кричит издалека курносый, кареглазый, распаренный дежурный. - Ему, что ли? - кричит он, указывая пальцем на Меньшикова.

- Ему! - отвечает сержант.

Дежурный подзывает молодого солдата, собирающего объедки в кастрюлю, и приказывает отнести кастрюлю вон тому "шнурку" в гражданском. Сопровождающий просит не валять дурака, "накормить согласно приказа". Но дежурный продолжает театрально недоумевать, почему он должен кормить какого-то шпака.

- Ладно, покорми, - говорит наконец Рябой Конь. - Лесника.

- Дикого, - добавляет кто-то.

- У вас все там такие?

Дневальный приносит миску с кашей, в кружке кисель, на кружке два куска хлеба.

- Рубай, - сказал Рябой Конь, - солдатскую пайку.

- Пока не перевели на зэковскую, - заметил кто-то.

- Ну, пайки, наверно, похожие, - возразил Рябой Конь. - Только эта почетнее.