Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

— Я ж тебе сказала, чтобы ты зашёл, — шипит, выставив клычки, — сколько можно ждать?

— Извини, — плетусь за ней, — заставлять ждать — один из немногих моих недостатков. Я и сам себя иногда заставляю ждать. — Зашли в её келью.

— Вот, — подаёт полубумаженцию без заглавия и подписей — я таким дулю больше поверю, а в ней напечатано, что начальник отряда Лопухов В.И. назначен исполнителем и автором проектно-сметной документации по работам партии в следующем году. А чуть ниже, что он же с техруком Зальцманович С.С. утверждаются авторами геологического отчёта за этот год. Что они, хотят сделать из меня Фигаро? — Распишись, — требует Сарнячка, — что ознакомлен и согласен.

— А кто тебе, — смотрю на неё строго, — сказал, что я согласен? — и отодвигаю бумаженцию. — Втёмную подписывать не буду, — и сам про себя думаю, что чёрта с два ещё где-нибудь подмахнусь, хватит копить против себя компроматы. — Объекты для проектирования я сам выберу? — интересуюсь на всякий-який.

Она напыжилась, даёт понять, что взлетела выше с моего шестка.

— Мы с Дрыботием, Антушевичем и Гниденко уже выбрали по рекомендациям геологов-съёмщиков. Тебе осталось только обосновать наш выбор.

Лихо! — внутренне киплю, не отражая пара на спокойном лице. Они выдумали, а я доказывай, что не горбатый, и делаю встречное разумное предложение:

— Раз ты выбрала, так и кропай геологическую часть, а я — технико-экономическую. Лады?

Сарнячка сразу смякла.

— Дрыботий с Антушевичем хотят, чтобы ты всё сделал. — Ага, разгоняю соображалку, хотят проверить, чего я стою, а потом Сарре под зад, а меня в техруки. Понятно, надо им помочь.

— Тогда, — говорю, — окончательно не согласен.

Со злости она вся пошла жёлто-коричневыми щитомордниковыми пятнами, зловеще выставила клычки и шипит:

— Так и передать?

— Так и передай, — неумолим будущий настоящий техрук. — И про отчёт скажи, — наглею заодно, — что мы с тобой договорились: ты сочиняешь про детальные участки, я — про маршрутную съёмку, и Розенбаума нельзя обижать — мужик ночей не досыпает, — хотел добавить, что добирает на работе, но вежливо смолчал, — старается, в конце концов, он тоже начальник отряда и тоже имеет право на отчёт. Согласна? — порыпайся, злорадствую, и ты.

Она опять сжалась.

— Антушевич с Дрыботием настаивают, чтобы ты был основным автором, а я — по маршрутной магниторазведке. — Теперь совсем ясно: меня проверяют.

— Не согласен, — опять стараюсь помочь оценщикам.

— Так и сообщить? — чему-то радуется она.

— Так и сообщи, — насупливаюсь я. На том и разошлись, поделив поровну очки первого раунда, а то, что будет второй, не сомневаюсь.

Успокаиваясь, привёл рабочее место в порядок, приготовил полевые материалы к обработке, а в четыре часа втихую смылся мыться в баню, пока там не скопилась мыльная голытьба. Не идти же к невесте неухоженным, подумает ещё, что подсовываю ей неряху, пора привыкать к воде. Вась-Вась не сказал ни слова, обкорнал побольше, зачесал по-бандитски вперёд и выпроводил, даже не приложившись к моему бутыльку — наверное, тоже начал новую жизнь. Отдохнул в последний раз не вовремя в постельке на всю катушку, часа три с гаком, и, повздыхав, жалея вольна молодца, начал готовиться к наиважнейшему событию в нелёгкой жизни сейчас и, наверное, потом. Перво-наперво прикинем сальдо-бульдо, с каким-таким вступаю в семейный колхоз. Начнём с зарплаты, она у меня — бешеная, если не учитывать вычеты за всё про всё и прибавить невыплаченные премии. Невеста, услышав, пожалуй от радости в обморок грохнется. Пожалею, не скажу, пусть будет моя трудовая семейной тайной, а то заначки не сделаешь. С имуществом — похуже: проигрыватель с пластинками и … всё? Неужели за два трудовых года ничего не нажил? Огляделся — ни-че-го! — шень-ки! Да, брат, вкалываешь как вол, а гол как сокол, и воплощённых в дереве и металле трудов не видать. Ладно, успокаиваю себя, вот получу Ленинскую, и всего накупим: кресло, стеллажи… чёрт! Совсем забыл, что я от премии откажусь для закупки оружия угнетённым трудящимся неразвитых стран для их борьбы за мир. О-хо-хо! Хорошо, что с гардеробом у меня полный ажур, не стыдно невесте показать. Один новый костюм, почти ненадёванный и неглаженый, чего стоит. Ну и что, что один! Было б два, второй бы пылился почём зря. В семье надо экономно жить: всё лишнее на чёрный день откладывать, все женатики так делают. Рубах зато целых две, одна так вообще стильная — ковбойка заношенная, а вторая совсем недавно была белой. Трико есть с пузырями на коленях, не каждый может похвастать. Маек и трусов — не считано и не стирано, мне на год и одной пары хватает, пока не разлезутся. Носков тоже тьма, но целых нет. Что я, виноват, что они такие нежные? Негусто, конечно, но и не пусто, не голый приду. Да если хорошенько покопаться под кроватью и за печкой, ещё что-нибудь ценное найдётся. Простыней у меня… они казённые, как и наволочки, не в счёт, с клеймом фиолетовым, их не утащишь. Полотенца тоже помечены. Можно, конечно, клейма выстричь, а можно и повременить с женитьбой, пока не прибарахлюсь. Поднакопить всякого приданого, тогда и в омут с головой. Идея! Нет, нельзя, профессор силком женит. А-а, да что я разволновался? Скажу невесте, что всё повыбрасывал: и дорогое имущество, и заграничное шмотьё, потому что привык новую жизнь начинать с нуля. В конце концов, не в барахле счастье, а в том, что у неё буду я. На том и прекратил инвентаризацию.