Маша Трауб - Моя бабушка – Лермонтов

— Сколько стоит платок? — спрашивали женщины.

— Нисколько. Это подарок, — отвечала Луиза. Но женщины все равно оставляли деньги за царский подарок, как и мужчины — за угощение, за удовольствие увидеть своих женщин в платке и с такими глазами, что Шехерезада позавидует.

К Луизе приезжал не только Жорик, но и, пусть и редко, Варжетхан. Здесь, на берегу реки, под горой росли нужные ей для отваров травы. Здесь она отдыхала. Сельчане считали, что, если знахарка пропала на несколько дней, значит, колдует у реки, просит у богов реки урожая и процветания. Снимает порчу и сглаз. И только бабушка знала, что Варжетхан не может уехать от Луизы.

— Уезжай уже, сколько можно? — уговаривала ее та.

— Не могу. Еще денек, — просилась Варжетхан.

— Тебя люди ждут, волнуются.

— Да, завтра уеду. Обещаю.

Варжетхан задерживалась еще на день и еще на день. Она не ходила по склону горы и не собирала травы (Луиза заранее собирала для нее все нужные корешки и цветы, высушивала и отдавала уже готовыми к употреблению). Гадалка сидела в «нижней» беседке, смотрела на гору и слушала реку. Иногда за ней приезжала бабушка на своем редакционном «уазике» и увозила назад. Чуть ли не насильно. Луиза смеялась. Только на бабушку магия этого места не действовала. Ее не завораживал шум реки, она не впадала в транс и не засыпала на ходу.

— Твое место тоже здесь, — говорила Луиза.

— Ты с ума сошла? Мое место в редакции! — отвечала бабушка, чуть ли не силком заталкивая Варжетхан в машину.

Я жила однажды у Луизы. Бабушке предстояла важная длительная командировка, мама работала в Москве и вырваться не могла. К тому же я в то время стала совсем странно себя вести — то плакала без повода, то молчала сутками, то отказывалась есть, то еще что-нибудь. Сейчас я могу объяснить то свое состояние. Мне было десять лет. Я остро чувствовала, что «мое место» у бабушки — мне было хорошо жить в селе, но мама в любой момент могла забрать меня в Москву, куда я не хотела возвращаться. При этом уже понимала, что отличаюсь от местных девочек — бабушка не требовала от меня того, что мамы требовали от дочерей. Я была свободной, и все знали, что я рано или поздно уеду в город, как когда-то уехала мама. Все знали, что я не выйду замуж, например, за Валерика, не буду стоять в углу на собственной свадьбе и не буду всю оставшуюся жизнь копаться в огороде. Мама сбежала из села. Все знали, что она не оставит меня здесь. А я так хотела остаться. Так хотела стать обычной осетинской девочкой. Но мы все равно здесь были чужими. Даже бабушка. Она многого добилась, но оставалась чужой. Даже моя учительница — Валентина Ивановна. Она прекрасно знала осетинский, читала, писала на языке, преподавала язык, родила двух девочек, соблюдала все традиции, но все равно считалась чужой. Говорила не так, одевалась не так, девочек воспитывала не так. Валентину Ивановну занесло в село из Ленинграда. Мою бабушку — из Москвы. Моя мама сбежала в Москву, а дочкам Валентины Ивановны предстояло уехать учиться в Ленинград. Она об этом мечтала.

Я чувствовала себя своей и чужой. Бабушка металась и не знала, к кому меня пристроить. Меня были готовы приютить все. Варжетхан вызвалась первая.

— Нет, ты с ума сошла? В селе будут говорить, что ты ее колдовать учишь. Да и она еще чего насмотрится у тебя, не дай бог Ольга узнает, скандал устроит.

— Она и так все уже видела.

— Нет. Она впечатлительная. Тебя обожает. Еще захочет стать травницей, что я с ней делать буду?

Бабушка хотела отдать меня соседям. Я дружила с Фатимкой. Ее матери, Зарине, бабушка доверяла больше, чем себе. Но Зарина отказалась.

— Мария, я боюсь. Если соседки увидят, что ваша внучка что-то делает по хозяйству, то слух пойдет, что я девочку мучаю. Нет, не могу. Я ее так люблю, что только и буду думать о том, чтобы ей было хорошо. А она обидится. Я знаю. Фатимка будет огород полоть, воду таскать, и Дидина захочет. Как я ей запрещу? Соседки потом такое наговорят…

— Ну и что мне делать? — спросила бабушка у Варжетхан.

— Отвези ее к Луизе, — посоветовала гадалка.

Бабушка была в безвыходной ситуации, но советам своей подруги всегда следовала. Так я оказалась у Луизы. Что я помню? Очень мало. Жаль, что так мало. Первые дня три я там спала без просыпу. Чуть ли не стоя засыпала. Так засыпают маленькие дети, уткнувшись головой в стол, в тарелку, в диван. Стоя, сидя, полулежа. Луиза меня не будила. День у меня смешался с ночью — часов в доме не было. Луиза жила по солнцу и звездам. По новолуниям и полнолуниям.