Маша Трауб - Моя бабушка – Лермонтов

— Как так можно? Зачем вообще приезжать, если так поздно? — Жорик не понимал, как рабочий день может начинаться в десять утра, а не в семь. Он привык вставать в шесть и уже в семь стоять в автопарке. Ровно в двенадцать он уходил на обед. Много лет подряд. И никакая сила, никакие новые аэропорты и вокзалы не заставили бы его изменить график.

— Расставляй давай, — говорил он Сурику, и тот послушно расставлял фигуры.

Они начинали играть партию.

Людей на вокзале становилось все больше. Но многие подходили к такси, видели, что двое пожилых, уважаемых мужчин увлечены шахматной партией, и отходили к другим машинам, чтобы не мешать. «Молодежь» была тут как тут и быстро разбирала клиентов.

Но попадались и искушенные пассажиры. Они дожидались, когда Сурик (или Жорик) сделает ход, и вежливо спрашивали — «туда-то не отвезете за столько-то?»

Поскольку мысли таксистов были заняты предстоящим развитием партии, то тот, кто уже сделал ход, соглашался. Жорик ходил всегда быстрее, его машина вызывала большее уважение, поэтому клиенты предпочитали «Москвич».

А дальше начиналась просто песня. Жорик садился за руль, переспрашивал, куда надо и сколько готовы заплатить клиенты. Поскольку он уже дал согласие и клиент был в машине, то водителю деваться было некуда — оставалось только ехать. Прежде чем завести двигатель, он заламывал руки, кричал, рвал на себе волосы, молился и снова заламывал руки.

— Что, дорога сложная? — пугались клиенты.

— Нет! Опять я дурак! — кричал Жорик.

Тут же подскакивал Сурик и выяснял, куда Жорик едет. После чего тоже начинал заламывать руки, кричать и рвать на себе волосы.

Клиенты снова пугались.

— Что?

— Я такой дурак, что согласился везти за такую цену! Еще и Сурик обиделся! Нет, он тоже не согласился бы везти за такую цену. Но все равно обиделся.

После этого Жорик включал милицейскую рацию, которая трещала, хрипела, вопила, и начинал общаться с Асланчиком. При этом Жорик вел машину так, что клиенты, утонув на мягких сиденьях, вдыхая запах натуральной кожи, совершенно сходили с ума. Слева от них была гора, справа обрыв, но они сидели и смотрели на закат. Или на горного козла, который скакал по скалам.

— Асланчик! — кричал в рацию Жорик, проходя очередной поворот серпантина. — Ты знаешь, где я? Ты не знаешь, где я. И ты не знаешь, какой я дурак, что согласился ехать. За такую цену, что в убыток себе еду! Проехай мимо Залины, очень тебя прошу. Скажи ей, что ее муж дурак! Нет, я не знаю, когда вернусь. За такие деньги лучше вообще не возвращаться — Сурик меня на смех поднимет! Зачем я поехал? А где людям найти такого дурака, как я?

— Асланчик, дорогой! Проехай на вокзал. Скажи Сурику, что ты знаешь, где я! У источника! Лучше бы он поехал. Спроси у него, он уже походил? И пусть мне не говорит, как походил! Скажи ему, что я сто раз дурак, раз согласился ехать за такую цену. Почему согласился? Потому что думал про шахматы!

— Асланчик, дорогой! Проехай в школу! Скажи, что дедушка Русика такой дурак, что согласился ехать за такую цену. Пусть мальчик сам домой идет. Дедушка не сможет его забрать!

— Асланчик, дорогой! Передай Сурику, что если он отдал мне коня, то такой же дурак, как и я, что согласился ехать за эту цену!

Переговоры длились всю дорогу. Жорик не расставался с милицейской рацией. Через начальника ГАИ он успевал передать сообщения всем — от редакции газеты и ее главного редактора до сельсовета, где работал его очередной троюродный племянник со стороны жены (племянников у Жорика было немыслимое количество, от прямых до внучатых).

Клиенты нервничали. Их можно было понять — таксист оказывался не просто таксистом, а обладателем колоссальных связей среди самых высокопоставленных чиновников, а также в прессе. Не говоря уже о том, что у этого таксиста имелась собственная милицейская волна. Клиенты уже не знали, что и думать. То ли заплатить такому важному водителю в два, в три раза больше, то ли выйти на повороте и поймать попутку.

— Мы заплатим больше, сколько скажете, — говорили они.

— Нет! — гордо отвечал водитель. — Раз я согласился быть дураком, то это моя вина.

Где-то в середине маршрута Жорик сворачивал с основной дороги на проселочную.

— Куда мы едем? — вжимались в сиденье клиенты. Они уже были готовы ко всему. За маршрутом их передвижения следила милиция. Сурик через Асланчика передал, что едет следом, чтобы Жорик смог сделать свой ход. Не мог ждать, так переживал за своего коня.