Этьен Херден - Долгое молчание

Она не заметила, что следом за ней плелся Немой Итальяшка, нерешительно, словно человек, преследующий трепетную бабочку, выставив перед собой руку, ощупывая воображаемые препятствия. Траектория его движения была беспорядочной и непредсказуемой, но он неуклонно следовал за едва уловимым шлейфом ее духов. На его счастье, она, против обыкновения, переборщила в этот раз с духами, так что он издалека мог почувствовать ее приближение, мог понять, где она.

И сейчас, то и дело замирая, спотыкаясь, он шел за запахами ее и собак. Одна его рука замерзла за игрой с рыбкой кой в фонтане, вторая крепко сжимала камень любви, как его называли йерсонендцы, тот самый ладонный камень, который он подобрал по прибытии и хранил в кармане рубашки все дни, что длилась его работа по прокладке канала.

Рабочие в поле уже свыклись с одинокими прогулками Инджи и приветственно махали ей, когда она проходила мимо с подпрыгивающим за плечами рюкзаком, но сегодня они кричали ей что-то и жестикулировали, пытаясь привлечь ее внимание к мужчине, пьяной походкой идущему следом за ней. Она удивленно обернулась и ждала, пока он нагонит ее, стоя, уперев руки в бока. Она внимательно наблюдала за стариком, который сделал три шага, замер в нерешительности, принюхался, помотал головой из стороны в сторону, затем сделал еще четыре торопливых шага, слегка свернул, застыл на месте, принюхался, отступил назад и снова устремился в пустоту…

Она ждала его, пока, в конце концов, они не встретились лицом к лицу Посреди дороги. Когда он принюхивался, его нос шевелился, как у горных кроликов, обитавших возле статуи Матери Святой Девы на Горе Немыслимой, когда они изучают приносимые ветром запахи.

Она подняла руку и мягко коснулась его щеки — словно бабочка скользнула по коже крылышками. «Любит ли он меня, — раздумывала Инджи, — этот человек, который так непохож в своем поведении на всех мужчин, которых я встречала? Он как младенец, который сосет грудь, пока не утихнет беспокойно колотящееся сердечко; он ходит за мной, как ослепший пес, по запаху. Но он почти ни разу не протянул мне руки, он не прикасается ко мне, ничего не требует. Ведома ли ему страсть? Быть может, в той темной тихой пещере, где он живет, не осталось ни одной привычной вещи, которые для других связаны с любовью и влечением?»

Она вложила свою ладонь в его, накрыв второй руку, вцепившуюся в ее локоть, и почувствовала, какие холодные у него после воды пальцы. Она подозвала свистом собак и они снова тронулись в путь, гораздо медленнее, уже не так порывисто, но все еще решительно.

«На самом деле, — подумала Инджи, — у Марио Сальвиати наметился необычайный прогресс». Решился бы он выйти вот так вот, один, из дома несколько недель назад, последовал бы за ней? Пусть это кажется мелочью, но для него такой шаг был чреват опасными последствиями.

«Так что, в конечном счете, я ему помогаю, — рассуждала она, пока они шли к Кейв Горджу, а вокруг поднимался запах земли, сосен и кустарников. — Я помогаю ему начать понемногу исследовать окружающий мир, доверять чувствам, которые у него еще остались».

Они поднялись на последний кряж горы и увидели маленький домик Джонти. Хозяин домика стоял на стремянке рядом со своим Спотыкающимся Водяным и сосредоточенно отмывал скульптуру коровьей мочой. Он поднял глаза, но по мере их приближения заметил, что что-то не в порядке: собаки бежали, прижимая уши и опустив головы к самой земле, принюхиваясь, но не спуская с него внимательных взглядов. Немой Итальяшка остался стоять на последнем подъеме тропы, тогда как Инджи устремилась вперед. Ее щеки пылали, и она принялась орать на Джонти раньше, чем успела подойти к нему вплотную:

— Ты сидел и делал из меня дурочку в офисе Веснушчатого, вы оба там говорили о золоте, не потрудившись посвятить меня в свои дела… вы… вы оба…

— Инджи! Инджи! — Она успокоилась только когда к ней подбежали собаки и начали лаять на него с такой злобой, что и она, и Джонти испугались, что доги — а особенно ревнивая Стелла — бросятся на него. Когда она подняла голову, ее лицо, расчерченное дорожками слез, выражало крайнее огорчение.

— О чем это ты? Что случилось? — вопросил Джонти. Он вытер руки о штаны. — Давай-ка расслабься. И тащи сюда старика. Смотри, как он там встал.

Обеспокоенный доносившимся до него запахом тревоги, Марио Сальвиати стоял, вытянув перед собой руку и морща нос от едкого запаха коровьей мочи и пота и слез Инджи.

Инджи подвела его поближе, утирая слезы. Они сели и Инджи принялась объяснять. Она пристально смотрела на Джонти, поскольку всегда ожидала — гораздо сильнее, чем многие другие, она не сомневалась в этом, — предательства Когда она, наконец, иссякла, он остался сидеть.