Владимир Костин - Что упало — то пропало

В городе поздняя ночь. Горожане спят, квартал за кварталом безлюдно, безответно мигают маячные зрачки светофоров, и только от Проспекта доносится раздельный шелест редких автомобилей.

Патрульная машина бежит на юг, по улице Советской. Слева — трамвайные рельсы, за ними — городской сад, ночью оправдывающий свое название. Справа — сквер Новособорной площади, освещенный искрящимися клочками. Все завалено, убито снегом, на ветвях его столько, что в темноте теряются стволы.

— Постой-ка, — сказал водителю милиционер, — сдай назад!

У него было завидное зрение, и он не читал книг, а выпивал исключительно по праздникам.

— А в чем дело? Что случилось?

— Сам не пойму. Сдай!

Он выскочил из машины и, проваливаясь в снегу, пошел в сквер, туда, где под фонарями прописалась бронзовая святая Татьяна, покровительница студенчества.

Его назойливый напарник увязался за ним. Они, посмеиваясь, обошли статую кругом и встали ей во фронт. Посмеиваясь, потому что на голову святой Татьяне была надета меховая шапка с опущенными ушами.

В каноничном варианте нагая статуя производила самое целомудренное впечатление. Шапка на голове вносила в ее облик момент почти непристойный, и напарник машинально погладил ее по ноге.

— Хорошая шапка, ей-богу, — новая, дорогая. Барсук! — сказал милиционер, снимая ее с головы святой Татьяны.

— Пополам, — сказал напарник.

— Разрезать предлагаешь? — пошутил милиционер.

— Тысчонку-то можно, — сказал напарник, — по реализации проекта. Мы в связке, или как?

— Ты оборзел, олень, — сказал милиционер, — бутылку поставлю. И то много. Когда ты со мной делился?

Святая Татьяна смотрела на них, улыбаясь с легкой досадой: забрали шапку, милые мои — пора и честь знать. Проваливайте, будьте любезны!