Джонатан Троппер - Книга Джо

— Ну так спроси кого-нибудь еще, — ответил он.

— Некого больше спросить.

Он отвернулся от телевизора и посмотрел на меня — событие настолько редкое, что впору было бы сопроводить его барабанной дробью.

— У тебя правда нет друзей, кроме Уэйна? — недоверчиво переспросил он. Да уж, папаша у меня — сама чуткость.

— Таких, которые хотели бы работать в пекле, — нету, — ответил я.

— Зарплата-то хорошая.

— Меня убеждать не надо. В конце концов, у меня-то выбора не было.

Казалось, отец готов был ответить, но тут его голова дернулась обратно к телевизору, где кто-то то ли забил, то ли промазал — в общем, очевидно, сделал что-то гораздо более важное, чем его младший отпрыск.

— О'кей, — сказал он, пожав плечами, — если у тебя действительно больше нет друзей…

— Спасибо, что не преминул повторить, — ответил я, но он уже погрузился в свой бейсбольный туман. «Чертовы „Метс“ могут так и в финал выйти!» Я постоял еще немного, чтобы удостовериться, что разговор и вправду закончен, и со вздохом отправился на кухню добывать пропитание.

Впервые я увидел Сэмми в кабинете отца. Выглядел он тогда весьма живописно: коричневая хлопковая жилетка поверх салатовой футболки, легкие серые штаны из магазина «Гэп», закатанные до икр, и черные кожаные мокасины. Сэмми нервно кивал, а отец кривился, глядя на его несуразную фигуру.

— Это Сэмюэл Хабер, — мрачно произнес отец, как будто указывая на досадную бородавку на пальце ноги. — Просится к нам на пресс.

Отец был ростом под метр девяносто, ширококостной польской породы; брови его всегда были сдвинуты, а из-под квадратной челюсти виднелась массивная борцовская шея, мощная, как древесный ствол. Рядом с его нависающей громадой Сэмми казался былинкой.

— Очень приятно, — сказал Сэмми, протягивая руку и крепко пожимая мою. — У меня пока нет друзей, но если бы они были, то звали бы меня Сэмми.

— Я — Джо, — сказал я. Глядя на его худощавую фигуру и детское лицо без всякого намека на щетину, я понял причину отцовского скептицизма. Интересно, подумал я, часто ли он бреется, и бреется ли вообще. — Ты, наверное, не здешний?

— Только что переехал, — ответил он и повернулся к моему отцу: — Ну что, начальник, когда начинать?

Глаза у отца превратились в узкие-преузкие щелки. Он и от собственных-то детей шутливой фамильярности не терпел, а тут какой-то чужой парень. Артур Гофман с трудом общался с неспортивными мальчиками, это я знал по своему печальному опыту, а Сэмми определенно не был атлетом. Он мне сразу понравился.

Отец недовольно хмыкнул.

— Послушай, Сэмюэл, давай-ка начистоту, — сказал он, что обычно означало, что он собирается поставить собеседника на место. — Пресс большой, а ты такой худой и маленький. Сможешь работать — место твое. Но если не справишься, ты мне все производство остановишь, а я этого допустить не могу.

— Ясно, ясно, — отвечал Сэмми, кивая и всем своим видом давая понять, что все осознает. — Не волнуйтесь, это я только с виду хилый.

— Надеюсь.

— Даже не сомневайтесь.

— Смотри, поручни защитные опускай, — продолжил отец, после чего недовольно воззрился на меня: — Покажешь ему защитные поручни и проследишь, чтобы он их опускал, ясно?

Я кивнул, и он снова повернулся к Сэмми:

— Если рука будет на нагревателе, когда пресс опустится, пойдешь домой с культей.

— Все понял, не извольте сомневаться, — ответил Сэмми. — Начальство не любит ампутаций.

А затем, театрально понизив голос, добавил:

— Спасибо за доверие, начальник. Я вас не подведу.

Отец пристально посмотрел на него, пытаясь понять, не пропустил ли он какой шутки.

— Не называй меня начальником.

— Договорились, Артур.

— Мистер Гофман.

— Это как раз был мой третий вариант.

Отец глубоко вздохнул:

— Хорошо, ты принят.

Сэмми ответил:

— Круто.

— «Поручни смотри опускай. — Сэмми удивительно точно изобразил отцовское ворчание, пока я вел его к прессу. — Мы не можем допустить, чтобы из-за отрезанной руки производство стояло!» Господи! Этого типа небось на горшок ходить под дулом пистолета учили!

— Наверное, пора сказать, что это мой отец, — ответил я, не зная, обижаться на него или просто веселиться.

Он остановился и неуверенно посмотрел на меня:

— Ты ведь шутишь?

— К сожалению, нет.

— Какой же я козел, — с чувством произнес он.

Я решил веселиться:

— Да ладно, не бери в голову.

— Нет, правда, я придурок. Иногда мне так хочется произвести впечатление и завоевать друзей, что я веду себя как полный идиот.