Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

«Не знаю как, но можно.»

Ты бесчеловечный Бог!

«Я залит вашей кровью по вашей воле и вашими руками!.. Но довольно об этом. Не Я тебя, а ты Меня завел в дебри начальных понятий. Вернемся к конкретной ситуации. Вообрази себя в лагере. Перед тобой альтернатива: убивать или умереть?»

Когда — в двадцать или в шестьдесят? В двадцать жизнь передо мною как бесконечный сад, а меня только впустили в калитку. И вообще, я надеюсь, Тебе не нужно объяснять, что можно найти, если всколыхнуть осадок на дне самой чистой души…

«Да, ты уже понарасписывал и даже признался, что понимаешь расписанное, но избавь от подробностей», — поморщился он.

Ну, не ставь же себя на одну доску с Мудозвоном, взъярился я и понял, что собеседник удаляется. Обожди! Нежелание знать правду не относится к числу сильных сторон любого творца!

«Творцы не обязаны выслушивать хамов».

Извини, демонически усмехаюсь я и делаю третий глоток. От подробностей могу Тебя избавить в рассуждении того, что они и без меня Тебе известны. — Молчит. — Так не угодно ли Тебе кое-что изменить в творении, скажем, вычистить осадок? — Молчит. В осадке-то и гнездится человечье… — Видишь, как получается… Ты умудряешь творение, когда уже поздно исправлять содеянное.

«Никогда не поздно!» — с неожиданной силой говорит Он.

Милосердный! — взрываюсь я. — Некоторые убеждали меня, что всемогущество Твое в предвидении. Дескать, конечный результат предусмотрен. Но я не знаю его! Дни мои кратки, и меня сжигает страх за остающиеся поколения. А Ты не находишь лучшего, как успокаивать меня пустыми словесами, когда мир летит кувырком и рушится экологическое равновесие! Ну как не растрогаться до слез от милостиво дарованной нам, детям Твоим, свободы воли… Зачем Ты погрузил нас в эту бесконечную борьбу с собой?

Он молчит, и мне становится жаль Его. Как вдруг словно огненными буквами вспыхивает передо мной его ответ:

Человек не был бы Человеком, если бы не боролся с собой.

… Сижу, обмякнув на своем самодельном ложе. Серый вечер липнул к окошку, когда я снова глянул в него. Плаксивый скребся дождь. Тихо было, как на соседнем кладбище. Фары проехавшей машины швырнули сноп света в мой склеп и заставили оконную решетку описать быстрый полукруг по стенам и потолку. Я снова придвинул рукопись.

Превращение людей в пепел смертниками, осуществлявшими этот процесс при неизбежной перспективе стать пеплом в ближайшем будущем, описано в книге Макара Ефтропеевича Курганова «В лицо смерти» (Москва, Политиздат, 1966, 100 тыс. экз.) Тираж был данью политическим пируэтам в эпоху «до Шестидневной войны». Тогда же прошла серия процессов (полугодом позже это было бы невозможно), на одном из них побывал и я. Добавить к тоненькой книжке Курганова нечего. Возможный упрек по поводу того, что и всю БАЛЛАДУ О ПЕПЛЕ можно было заменить, скажем, «Треблинским адом» В.С.Гроссмана, отвергаю. Почему — ты поймешь, Эвент. Случай у нас здесь особенно криминальный…

27 июля 1944 года очередной сталинский удар — а удары эти с жертвами не считались — вынудил вермахт оставить Львов, что по тому времени справедливо оценивалось как избавление. На территории Яновского лагеря и в Долине смерти начала работу Следственная Комиссия по установлению злодеяний немецко-фашистских войск на временно оккупированных территориях. Устанавливать несложно было, такую большую работу впопыхах не спрячешь. Немцы не особенно и старались, просто засыпали остатки гигантских костров. Образовалось три насыпи. Одна метров двести длиной, десять шириной и пять высотой на самом дне долины и две другие, поменьше, на левом пологом склоне: расстреливали эти многостаночники в нескольких местах, чтобы один расстрел не мешал другому, не стаскивать же было потом трупы в одно место, и так сойдет. Комиссия приоткрыла насыпи — не на что смотреть, пепел, чистая работа. Раскопали несколько рвов с несожженными трупами, оценили общее количество жертв, сфотографировали, снова забросали песочком, составили акт и укатили восвояси. Пошумели, использовали данные в Нюрнберге. Пепел остался на месте упокоения. Хмурое львовское небо роняло над ним слезы, травы шептали молитвы. Место смерти сотен тысяч мученических душ предано было забвению.

Но это не был конец. Пеплу суждено было снова двинуться в путь.

Когда при решении вечно острой продовольственной проблемы началась кампания раздачи трудящимся в пользование клочков земли под сады и огороды, внимание властей предержащих обратилось к городским окраинам, так как население титской державы в подавляющем большинстве своем не имеет иных средств передвижения, кроме собственных ног и общественного транспорта, где предусмотрен. От ближайшей остановки трамвая номер 7 до Долины смерти минут двадцать ходу. И пытливый взгляд чиновников упал на пологий склон долины использования его ради.