Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Но вскоре я почувствовал, что не могу без них обходиться. Тогда и начался подвиг моей воли. Поскольку я стал личным пациентом Дока, слежка ослабела, и я начал уменьшать дозу — полтаблетки, четверть, через день, два, по необходимости… За счет экономии формировался запас. Я заботливо пополнял его. Вот недавно просил Дока выписать рецепт. Он поскрипел, но выписал.

Как ты уже знаешь, Эвент, таблеткам я предпочитаю медитацию. Или алкоголь. Но в день начала операции, ввиду исключительных обстоятельств, вернулся к гнусной привычке. Выживу — брошу. Опыт есть, а воля, сам понимаешь…

Словом, одну таблетку я проглотил за четверть часа до того, как впервые в жизни покушался на убийство. Вторую уже здесь, в подвале. Она и помогла мне нейтрализовать зелье, что подмешали в кофе. Так что храбрюсь пока за счет лекарственных препаратов, коих имеется походный, надежно упрятанный запас. А отберут таблетки, возьмусь за моральные ценности… если что-то скопил… и если и впрямь жил, а не видел чей-то туманный сон.

Туман моих неосуществленных замыслов… На самом деле он не был синим, он был розовым. Жаль его. В нем обретались лики светлейших личностей вида Ното sаpiеns, пресуществившихся в драгоценную гальку. Эти халцедоновые планетки, подсвеченные солнцем и звездами в своем орбитальном полете, вразумляли меня тихими, не сливающимися голосами.

Было однажды такое видение. Сон, но из тех, что, быть может, вводят нас в знание. А мы, материалисты, не смеем верить.

Вдруг вспомнился эпизод. Американский. Возвращался с работы в своем «олдсмобиле», проезжал живописный городок из тех, что называют rich neighbouhood, и увидел мальчишку лет двенадцати. Он, видимо, только что свалился с велосипеда. Сидел на обочине, штанина брюк была закатана, ссадины я не увидел, но понял, что ему больно, у и меня знакомо стянуло поджилки от сочувствия. Мы встретились взглядами, и лицо мальчишки разгладилось. А я подумал: бедный, ты увидишь такое, чего мне и не вообразить, как не могли вообразить нынешнего наши бабушки и дедушки. И защемило от жалости. Мир не делается проще. И уж никак не безопаснее. Еще подумал: сколько бедняге предстоит перенести, сколько нанести обид, от которых больно будет ему самому… Мне-то этого осталось немного.

Вскоре я свалил из Америки…

Если б только могла дорогая моя быть со мною в пути на одном корабле, так и плыл бы и плыл и лелеял ее, словно птица птенца, прикрывая крылом…

Прощай, прощай, прощай, моя родная. Не полюбить мне больше в жизни никого…

— Вы, вот что… Положение ваше дерьмовое, сами видите, любой постовой милиционер вам хозяин и жизнь ваша гроша не стоит, а жизнь есть жизнь, это и идеалисты понимают. Вам предоставят уважение, положение, оберегание жизни, как государственной ценности. Сотрудничать с нами только недоумки считают ниже своего достоинства. Это мы считаем недостойным с ними на сей счет в переговоры вступать…

Это да. Штатная ведомость на получение зарплаты представляет цвет титского общества. Не всякому такая честь…

— … Нам нужен доступ в Движение. Мы знаем его тенденции и контролируем активность… (Давай, миляга, рассказывай, как вы его контролируете…) Этого мало, нам идеологически влиять надо. Вы догадываетесь, любая заварушка перейдет в погром. Вот вам возможность унять народную орду, используя мощь аппарата. О подобной трибуне писаки лишь мечтать могут. И всего-то нужно не так, знаете, радикально. Не хотите же вы новой революции. Никто не хочет. Наши цели совпадают больше, чем вам кажется. Обидно, если вы на пути, чтобы понять это завтра и из-за глупой случайности умрете сегодня…

Значит, уже сегодня…

— Не прячьте голову в песок, гляньте. Ваши соплеменники с одной стороны, озлобленная чернь с другой. Останавливать ее никто не станет. Надо дать этой шпане пролить кровь, тогда за нее на законном основании возмемся. Хотите это предотвратить?

— Прежде чем ответить, полковник, позвольте задать два вопроса. Без ответа сотрудничества не будет. Ответы тоже не гарантируют сотрудничества, не льстите себя надеждой…