Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

— Не надумал и не надумаю.

— Выйдите, — сказал Паук мутантам. Голос его сел. Такого голоса проникновенного и такого взгляда участливого ты, Эвент, целую жизнь будешь добиваться — не добьешься. Разве что кому-то понадобится от тебя что-то с такой же силой, с какой это нужно полковнику. Но что? — Скажите, чего вы упрямитесь?

Могу сказать, что мое отношение к прошлому неоднозначно. Что подлецы не имеют национальности, они просто подлецы. Что я не стану провокатором, не стану на пути украинского народа.

Но не ему же об этом толковать. Его с начала надо было бранью, бранью! А я эту возможность упустил.

— Подите к черту. Найдите другого. При тех выгодах, что вы тут расписали, это вам ничего не стоит.

— Нам нужны вы.

Всю жизнь мечтал быть нужным. Из одного желания уверовать, что ты светоч, пойдешь на службу к Косому Глазу.

А если прав он? И Движение не даст ничего, кроме новых рек крови? За аналогиями недалече ходить. Героическая дiяльнiсть пламенных революционеров привела к возникновению этого монстра на месте куда менее страшного. Не способствую ли я тому же?

— Тронут. Зато вы мне не нужны.

— Ей-ей, глупо. Вы действительно нужны нам.

— Ну, да, по этническим соображениям…

— Ладно… Слово солдата, вы не выйдете отсюда, если не поладим хоть на одном. K черту Движение. Мне, лично мне, понимаете? мне нужен один человек.

— Вот и достаньте его. — Настал мой час. Бывало, я чувствовал себя могучим, слушая музыку. Но должно же хоть раз в жизни явиться для такого чувства более реальное основание.

— Где он?

— Сей миг. Только вот исполню частушку «Мимо тещиного дома я без шуток не хожу…» — и к показаниям!

— Я такую из вас частушку исполню, вы шутки навеки позабудете. Где он, спрашиваю?

— Представления не имею. Мое правило — ничего не знать, ничем не интересоваться, не забивать себе голову. Можете блокировать авто-, авиа- и железнодорожные вокзалы столицы? Кишка тонка.

— Вы думаете? — врастяжку произнес он. — Я ж вам сказал, ваш покровитель нас не интересует. Он, думаю, станет вскоре нашим боссом… — Значит, я тогда обезвредил все микрофоны, ура! — … А интересует ваш институтский друг Игрок. Скажите, где он — и отправляйтесь домой.

— А убийство?

— Это не по нашему ведомству. И не срочно. А разыскать вашего друга требуется срочно.

— Могу узнать — зачем?

— Он играл нечисто, — не моргнув глазом, сказал Паук, — и исчез, обобрав несколько бизнесменов из Германии, а мы в них кровно заинтересованы.

— Ай-я-яй, — сказал я, — какой мерзавец. Теперь мне понятно, что именно в нем вызывало во мне такое отвращение и не давало нам общаться все эти годы.

— Можно ли так нас недооценивать, душа моя?

— Ну, что вы, сударь, в вашем профессионализме сомнений у меня нет. А ценить — да, ценю я вас наравне с известной субстанцией.

— Попридержите-ка язык, любезный. И слушай сюда, дурак.

— Попрошу на «вы»!

— Это понятно, что местонахождения своего друга ты не знаешь. Но знаешь, какие районы страны он предпочитает.

— Да на кой тебе Игрок и эта бедная женщина, они же ни в чем не замешаны?!

— Вы знаете, кто ее сын?

— Школьник. Способный мальчик.

— Мальчик! Влез в нашу компьютерную систему! Мы его найдем, даже если придется пренебречь правилами.

Паук уверен, что Игрок исчез с Анной и Мироном. Он не знает, что Мирон отдельно. Значит, и мне надо об этом забыть.

— Если бы вы знали, как я вас ненавижу, — сказал Паук, — у вас кишки оборвались бы и вы выложили бы все моментально.

— За что же так?

— За статьи. За высказывания. За отравление сознания граждан. Да просто за то, что существовали. Уже одним этим пакостили.

— Я?

— Вы. И ты, дерьмо. Думал, парту ломаешь, а поломал все здание. Такое здание! Сотни лет строилось!

Все то же здание строили, что и сотни лет назад. А говорили-то…

— Плохо строили… Кончай эту баланду.

— Светя другим, сгораю сам! — процитировал он с издевательской напыщенностью.

Прежде всего, Эвент, я не скрыл от него, что делал с его матерью, с этого я, грешник, начал. Впрочем, в свете отношений с Анной, это скорее выяснение родства, чем оскорбление.

Но на этом я не остановился.

— Ты! — сказал я. — Дрались бы честно, я бы тебя одолел, глотку бы перегрыз, даром что ты в полтора раза тяжелее. Что ты знаешь о свете, кому ты в своей жизни светил? Водишь толпы по темным углам, играешь на низости…

— Похоже, вы поняли, что терять вам больше нечего, — сказал он, снова переходя на официальный тон. — Но это не так. Насколько вы ошиблись, вам предстоит узнать тогда, когда станет слишком-слишком поздно.