Она смолчала.
Ладно, сказал я, не дали мне допеть до конца — спою сначала. Про того парня, помните? От одного его прикосновения вас бросало в жар. И тогда вы поняли, что — вот и полюбили впервые в жизни по-настоящему. Но — уже замужем. Напомнить вам, как его звали? — Вася, с полным присутствием духа сказала она, ну и что? — Он был вашей судьбой, больше ничего. Но судьбы свершаются лишь в жизни негодяев, а мы с вами порядочные люди, не так ли, и все кончается принесением себя в жертву. За нее расплачивается вся семья. В благоприятном варианте лишь подмятый супруг, зато всю жизнь.
Она прикрыла глаза ладонью.
Ну вот, попал в цель. Не в ту, в какую метил, а все легче.
Я подложил ладони под голову и молча глядел, как она сидит на стуле, уронив на колено белую руку, прекрасную, несмотря на возраст, и прикрыв глаза другой прекрасной рукой. Часы на стене над ее плечом показывали семь. Лежал, глядел на нее и думал о том, что поколения не повторяются, каждое с детства влачит ему одному присущие черты. Было поколение вавилонского плена. Батыева нашествия. Петровой ломки. Наполеоновских войн. Перестройки. Все (разные.
Мы особые. Мы — разделительная полоса. Следующие ничего не поймут. Следующие всегда не понимали предыдущих. Даже когда читали те же вечные книги, пели те же песни и слушали те же проповеди. А уж без книг и песен шансов и вовсе нет.
Мы — последние из тех, для кого одна в жизни любовь. Одна любовь и одна смерть. И Родина, конечно, одна. Последние в деле любви без сравнения единственного предмета своего с другими. Идея чистой любви. На всем свете она уже почила, сдала позиции брачным контрактам. Вежливым улыбкам. А в нас осталась жива-живехонька. Наше родное титское правительство ни в одну топку не подбрасывало столько дров, сколько в костер романтизма. Те же почины (штормовать в далеком море, трансконтинентальные дороги, целина, космические трудности не только без удобств, но с воспеванием неудобств. Лишь бы стабильность. От семьи до государственных институтов. Энтузиасты все держали на плечах, как атланты, — первопроходцы, врачи, инженеры, ученые, энтузиасты-учителя, агрономы, рабочие. Святые, каждый в своем деле.
Это был уклад чрезвычайных обстоятельств.
Но сколько поколений вырастишь при таких средствах массовой информации? Иная жизнь прорвалась и совратила. Вода и воздух все еще доступны. Вот если бы стали недоступны и каждому надо было стоять в очереди к щелочке, где отмеряют глоток воды, и к другой, где выдают вдох… Громкие слова тускнеют, укладу приходит конец. Вот он пришел, великан, теперь-то я знаю точно, из уст самой лошади, хоть она сама себе не верит…
И это свалят на нас. Мы из кожи лезли с диагнозом задолго до всего… Но свалят и это. И этого не простят. Ни одно поколение не ушло без суда. Нас осудят по-особому. И станут ржать во все горло. Конечно, будут случаи и после. Патология. Единичные неврастеники. Люди станут спокойнее. По крайней мере, в деле любви к единственному предмету. Терпимее к методу проб. Не вышло — не станем драматизировать, разойдемся красиво. Выйдет в другой раз. Другой супруг. Другая родина…
Клуша отняла ладонь от глаз, и я увидел ее улыбку, спокойную и ясную. Так можно улыбаться, оглохнув к объяснениям и давно потеряв надежду на взаимопонимание. Так может нести свои обязанности — не без позы, но с каким достоинством!..
Вы не правы, совершенно не правы, сказала она. Мне не следует этого говорить, я делаю вам больно, но и промолчать не могу. Да, был Вася, с ним не о чем было говорить… Нашлось бы, сказал я, если бы вы затратили на него столько усилий, сколько… Вы полагаете, лепить можно из любого материала? Ну, на любой вы не кинулись бы. Она дернулась, но сдержала резкость и сказала: Вы считаете, что проблема брака имеет радикальное решение. Но это не так. Когда это так, это и слепому видно. В большинстве случаев супруги отстаивают права, которые действительно того стоят. И выход один — бороться, уступать, наступать, но не терять человеческого лица. Отношения надо выстрадать в любом браке, даже в удачном. Нужны годы терпения, его не у всех хватает. У вас не хватило.
— А у вас хватило из отвращения к чужому любопытству, — сказал я, но она продолжала говорить, как заведенная:
— Еще каких-то пять лет назад я не нашлась бы, что вам ответить. Но однажды, в очередной кризис, мы поговорили в открытую. И у нас у обоих хватило сил переменить позиции. Забыть, простить, уступить, даже…
— Даже?.. — не сдержав нетерпения, спросил я.
Читать дальше