Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Сержант за барьером вызывает фамилию Опекуна: «Пройдите!» Вводят. Две кровати, между ними стол, стулья, под потолком лампочка в казеной тарелке. Умывальник и унитаз придают комнате облик специфический, а со стены откровенно напоминает об отобранной воле репродукция с картины художника Рылова «В голубом просторе»: журавли и широкий мир.

Вынимаю из баула бутылку «Арарата». Стаканы на столе. И — мир дрогнул, вошел ЛД. Конвоир мелькнул за его спиной, ключ в замке проскрежетал с наружной стороны, но на страхи не было времени: ЛД с порога мигнул короткими черными ресничками, упал на стул и зарыдал. Он косо сидел за столом, опершись на него локтем, сорвав очки, и лаял, и кашлял, тряс головой, силясь справиться, но слезы падали и оставались на белом пластике сплющенными росинками. Плачущим я видел его лишь на похоронах матери, лет двадцать назад, тогда из него как-то выдавилось две-три слезки.

Плеснул ему коньяку, он жадно выпил. Сидел, покачиваясь над столом, над пролитыми слезами, держа в одной руке очки, а другою подперев голову. О ком плачешь, спросил я. Ежели обо мне, то рано, а о себе вроде бы уже поздно. И вообще, не так встречаемся, портишь мне музыку. Ну, со свиданьицем.

Обнялись. Чокнулись, выпили.

Имелась электрическая плита, я стал готовить кофе.

— При следующих обстоятельствах произошла досадная утечка информации, — начал я. — Присутствовали Молоток, Швейник, Радист, мы с тобой, мой друг прекрасный, пили кофе с коньяком и болтали шепотком. После чего там стало известно, будто я худо отозвался об этом, как его, ну, композитор, лысый сифилитик, забыл его фамилию, словом, ты знаешь, о ком речь. Теперь все уже не актуально, но тем не менее может помешать мне вернуться в бедлам, из которого меня вытурили. Не подумай, что осуждаю, жизнь есть жизнь, кто без греха, просто неплохо бы знать, как много они обо мне знают, чтобы при случае я врал более или менее складно.

Едва я начал говорить, он глянул на меня, словно пытаемый, но тут же лицо снова стало непроницаемо, а взгляд переместился на стол с припасами. Когда я кончил, он рассмеялся. Губы его не сразу нашли, в какую гримасу сложиться — смеха или рыдания.

— Все? — спросил он. — Больше ничто тебя не беспокоит, только высказывания о лысеньком?

— Все что тебе угодно рассказать, — как можно беспечнее сказал я, продолжая раскладывать припасы.

Он отвернулся к окну. На окне решетка. Погода серая. И напротив глухая стена. Ей же ей, самое неинтересное в комнате — окно.

— О'кей, давай есть и пропади пропадом все былое, — сказал я.

Вот тут его понесло.

Дурака такого калибра земля не носила и доверчивости идиотской такой свет не видел. Полное неумение различать друзей и врагов. Каждый, кто улыбался, автоматически становился мне другом. Просто везунчик, всегда попадал на хороших людей…

— На тебя, например, — вставил я.

— Заткни писку! Как раз со мной ты не сближался, я же не умею улыбаться. А мне не до улыбок было, я кончал институт от завода и ждал, какую должность мне предоставят. Чертить я не умею, сидеть под присмотром начальства тоже. Надо было выбиваться хоть в маленькие начальники. А тут ты, властитель дум завода и окрестностей. Только наш завод и мог похвастать собственным писателем. И всякие твои подвиги… Геракл карликовый!.. этого защитил, того сверг… скандал с клубом… скандал со стихами на День Победы… сионист Пердюк или как его, которого ты с пеной у рта защищал, а он потом свалил в Израиль… И при всем том ничего о тебе не известно. Так зарылся, что никто на тебя не стучал. Но это же непорядок! Меня взяли в оборот. Как это, люди одной нации, работаете на одном заводе, встречаетесь по работе, выпиваете вместе… Как — не выпиваете? Да вы что?

— Я с Косорылом пил и разглагольствовал, не стесняясь. Он и стучал. Весь завод знал, что он стукач с довоенным стажем.

— Заткни писку! Ничего он не стучал, уже выстучался весь, дурак старый. По крайней мере, на тебя он не стучал. А ты в то время сблизился с Утопистом. Возникло опасение, что начинается самое для них страшное (сближение между евреями и украинцами. И некому о тебе слова сказать! Меня придавили. Я уж по-всякому, твои книги прочел, даже статьи газетные, сделали мне подборку, намучился с твоей галиматней, и все без толку. Еще не бывало такого, чтобы я к кому-то в друзья набивался, ты это знаешь. Даже азарт стал разбирать, полез к тебе с вопросами в открытую: почему все так плохо? А ты как будто того и ждал и стал такое объяснять!.. Я уж и не рад был, глаза полезли на лоб, ответы на вопросы ну прямо по анкете. Верит в светлое будущее? Нет. В героическое прошлое? С оговорками. В компенентность властей? Нет! Ну, в их благие намерения? Нет! Ну хоть в основы основ??? Нет!!!