Дом высотный, этаж последний, лифт на ремонте, но мне-то все равно — хотелось бы утомиться, да не выходит, этого ощущения я напрочь лишен. Заглянул в квартиру — молодой-невидимый. Семейство в сборе еще — завтракают… Девочка лет восьми кричит: «Шарик! Шарик!», и пес ковыляет на зов, лапка забинтована и хвостик. Чем-то встревожен пес: фыркает, принюхивается, ворочает головой, а на умирающего, кстати, совсем не похож. Ох, спасительница собак, пострадавших в дорожных авариях, это же не Шарик, это Жорик. И когда, минут через двадцать по местному времяисчислению, кроме Жорика уходят все, я подхожу к нему вплотную, и он с веселым визгом и несмотря на ранение, прыгает мне на руки. И мне, без проблем, удается его поймать.
— Ах, какой ты тяжелый, ухоженный и явно выздоравливающий сукин сын, — говорю я ему. — Ты даже представить себе не можешь, как меня это радует.
— А я-то как доволен, что ты в порядке, — лает в ответ Жорик, — и выглядишь, словно питаешься молодильными яблоками, а не серой горячей, как следовало бы ожидать.
В самом-то деле, Жорик сказал: «Гав-гав», но за время нашего неразлучного сосуществования я научился понимать его с полулая.
— Мне здесь хорошо, — продолжает он, — меня любят. Лапа уже не болит, а бинты — даже не перестраховка — девочка со мною в доктора играет, а я ей подыгрываю, мне их содрать — раз плюнуть, хвост же мой с рождения несколько кривоват, впрочем, ты и сам знаешь, ссадина еще была за ухом, но и та зажила, как на собаке…
В голове у меня все перемешалось от радости, от возникших вопросов и намечающихся уже ответов. В этом деле без бутылки не обойдешься, и я, каюсь, открыл хозяйский холодильник — руку протянул и открыл, словно и не дух вовсе, а совсем реальное телесное существо. Водка была, нашелся и кусок колбасы, я налил полный стакан и выпил. Зная, что ни опьянения, ни похмелья не предвидится, сразу же налил и выпил еще. До колбасы я даже дотянуться не успел — стукнуло, что ли, с отвычки…
«Я ведь спас своего папу, — рассказывал Лазаревич. — Заранее дал информацию. Но с условием — не предупреждать никого. Он, конечно, не послушался — разболтал, и когда проверка кончилась, посадили и не всех и не совсем тех. Отец на заводе уже не трудился. Он уволился и устроился работать в пункт приема стеклотары — помощником приемщика, где, проявив интеллект, придумал, как извлекать пробки, просунутые внутрь бутылок. Позже, уже на пенсии, он утверждал, что годы работы в приемном пункте были самыми счастливыми в его жизни. Эта история тоже отразилась на моей карьере — знали в конторе, кто сдал информацию, но простили почти, за что я им пожизненно благодарен»
Очнулся я за рабочим столом, в своем кабинете. Никого из инспекторов не было, а похмелье, все-таки, было, хотя не физическое, а какое-то эмоциональное. Кстати, самые смелые идеи мне всегда приходили в голову с похмелья. Папина школа. Сквозь стеклянную перегородку на меня смотрела Алиса.
— Алиса, милая, чем так смотреть, принеси лучше кофе. Только сама не вари, попроси Зину по дружбе.
Она ушла. Обиделась, конечно.
Несмотря на гудеж в голове, нужно было во всем разобраться. Я же понял, что меня подставили — не мальчик. Дело липовое: фальшивая разнарядка, нерадивый инспектор, клюнувший на марлевую повязку и на причитания понарошку восьмилетнего ребенка, а так же на видимое безразличие его родителей, справедливо не переживающих за здоровье упитанного и веселого пса; а еще — моя улица, утро, соседи, спешащие по делам… Знали, на какого живца ловить. Сшили дело — даже не дождались, пока что-нибудь убедительное подвернется.
Алиса принесла кофе — снова гадость и не помогает совсем — все-таки сама варила. Да и водка-то была тамошняя, а кофе здешний. Неужели и начальство эту дрянь пьет? Если так, то интерес понятен: им нужна материализация. Но ведь случалось уже: голубь как-то раз прилетел, а еще были лебедь и бык — правда, это вам не наше звено — боги. Значит, интригуют где-то во втором эшелоне, кто-нибудь покруче Шефа — этому и здесь хорошо, ни в каком другом месте так не отломится по его интересам. Собственно, мне с самого начала намекали…
Но причем тут я? Ведь не просто под руку попался…
Стоп: Дионис — Ариадна, Дионис Ариадну спас — увез с пустынного острова. Вот, что значит мамина школа — все помню. Но Алиса здесь, а материализация там. И Алиса не Ариадна — путаница какая-то.
Быстро. Быстро все кончилось. Меня переводят на склад. Собственно, нет какого-либо письма, или приказа…
Читать дальше