Моника Фагерхольм - Американка

И Пинки снова вспыхнула и повеселела.

— Нет. Ничего не получится. Это уникальная прическа, только для меня.

— Уникальная прическа танцовщицы-стриптизерши, — громко пояснила Дорис Флинкенберг тоном Дорис, который ни с чем не спутаешь, а затем поднялась и подошла к телевизору, стоявшему на краю бассейна, и замерла перед экраном, на котором вещало увеличенное серьезное лицо Аннеки Мунвег. Потом Дорис сделала несколько танцевальных па, вроде тех, какие обычно делала Бомба, когда демонстрировала девочкам так называемые «профессиональные тайны», которые должна знать каждая танцовщица стриптиза. Девочки, особенно Дорис Флинкенберг, не скрывали своего любопытства в данном вопросе.

— Душечка-душечка Пинки, — ныла Дорис, кривляясь перед экраном, изображая стриптизершу. — Ну сделай мне хотя бы чуточку похожую причесочку!

Сказано — сделано. Даже Пинки не смогла устоять против канючащей Дорис. Вскоре телевизор вообще выключили, и девочки, к которым Пинки тоже причислялась в эти длинные субботние вечера, занялись преображением Дорис Флинкенберг в абсолютно «хм, развеселую девчонку». Эта игра в подвальном этаже дома на болоте и ее наглядные результаты привели к тому, что Дорис Флинкенберг запретили переступать порог дома по субботам, начиная с того вечера и до конца охотничьего сезона. Потому что как раз тогда, когда Дорис на огромной сверкающей сцене, в которую превратился край бассейна, исполняла свое стриптиз-шоу «хм, развеселой девчонки», демонстрируя «особенно рискованную» хореографию, мама кузин в халате уборщицы фирмы «Четыре метлы и совок» вошла в дом через дверь подвального этажа, которой пользовались лишь осенью в период охотничьих собраний, — это был удобный вход для уборщиц и официантов. «Ну, мама кузин! — воскликнула Дорис вне себя. — Это же была просто игра!» Но ничто не помогло. Судьба Дорис Флинкенберг была решена. «Живо ступай домой. Чтоб я тебя здесь больше не видела!»

В результате Дорис и Сандра взяли на себя уборку в доме после охотничьих кутежей. Хоть Дорис и не разрешалось присутствовать, но она была слишком любопытная. Так что каждое воскресное утро после охотничьей пирушки Дорис приходила к дому в самой болотистой части леса, и они с Сандрой надевали комбинезоны «Четырех метел и совка» — новенькие, специально придуманные для новой фирмы.

— В этом доме и впрямь пахнет борделем, — шептала Дорис Флинкенберг с восхищением.

Плоть немощна. Итак, эти пресловутые охотничьи праздники происходили в доме на болоте: субботними вечерами, субботними ночами, порой даже — до раннего воскресного утра. Дом наполнялся охотниками из охотничьего общества. Конечно, не всеми, но многими, прежде всего теми, кто после длинного азартного дня, проведенного в лесу и в поле, были настроены на такие же дикие увеселения в течение долгой ночи.

Со стриптизершами, «развеселыми девчонками» или — хм! — как их еще назвать. «Официанточки» называл их сам Аландец, весьма многозначительно.

«Хм, развеселые девчонки». Это «хм» пошло, между прочим, от Тобиаса Форстрёма, учителя из школы в центре Поселка. Это он так выразился по поводу того самого сочинения «Профессия — стриптизерша», написанного Дорис Флинкенберг сто лет тому назад, которое вызвало немалый переполох и едва не положило конец дружбе Дорис Флинкенберг и Сандры Вэрн. Это он тогда отвел Дорис Флинкенберг в сторонку и дружески объяснил ей, что не следует говорить стриптизерша, а надо называть феномен его подлинным именем.

— Может, мне и не следует этого говорить, но это называется, хм — «развеселая девчонка». — Последовало некоторое молчание, за время которого Тобиас Форстрём осознал, что по ошибке сорвалось у него с языка. — Хм, проститутка, хотел я сказать…

Только между нами, людьми с болота. Тобиас Форстрём взял на себя особую миссию просветить Дорис Флинкенберг. Он тоже был родом с болота. Мы, люди с болота, должны держаться вместе. Так он заявил.

Дорис не больно-то слушала его речи. Ее больше радовало совсем другое: теперь она знала ДВА слова для одного и того же феномена или даже три. Проститутка. Развеселая девчонка… хи… хи… ей не терпелось рассказать об этом Сандре.

Но шлюх, когда они появлялись в доме в самой болотистой части леса, было легко распознать, но в то же время трудно отличить друг от дружки. В туфлях на высоких каблуках и коротких юбчонках, на характер и особые черты внимания никто не обращал. Одна — брюнетка, другая — рыжая, третья — блондинка и так далее, и никаких нюансов — только ясные яркие краски.