Моника Фагерхольм - Американка

— Да, — согласилась Дорис рассудительно. — К фактору X. К Бенгту.

— Но ты же не веришь, что это он? — тихо спросила Сандра, словно хотела еще раз в этом убедиться.

— Бенку, — снова рассмеялась Дорис. — Ну нет. Только не Бенгт. Я уж скорее поверю в то, во что все верят. Будто все было именно так, как казалось. Бьёрн на нее рассердился у озера Буле и столкнул в воду, а потом убежал прочь и повесился. Все просто и ясно.

— Ага, — согласилась Сандра. — Но, Дорис. К чему все это? Я ничего не понимаю. Почему мы должны разгадывать тайну, если никакой тайны вовсе и нет?

Сандра снова замолчала и начала кривляться в одежде Эдди. Исподтишка поглядывая в окно, возможно, даже слишком часто, ведь Дорис все подмечала.

Дорис встала и выбралась из бассейна.

Она пошла в гостиную, где был проигрыватель.

И вернулась назад, держа в руках пластинку Эдди.

Один последний раз. Она остановилась на краю бассейна с пластинкой в руке.

— Маленькая птичка нашептала мне на ухо, — сказала она блаженно, — что американка, возможно…

И потом. Она разломила пластинку пополам.

— …Жива.

Сандра смотрела на разбитую пластинку, ПЛАСТИНКУ!!! с голосом Эдди, такую редкость, — она вышла из себя:

— Что ты наделала? — Она так разозлилась, что Дорис почти онемела от страха. — Ты ее сломала!

— Ну и что такого? У нас есть чем заняться, вместо того чтобы валяться здесь в бассейне и кривляться перед посторонними.

— Проклятая Дерьмовая Дорис! — крикнула Сандра, выскочила из бассейна, бросилась наверх в свою комнату и заперла дверь. Упала животом на супружескую кровать и осталась так лежать, крича и плача, крича и плача, пока постепенно не поняла, что ее так огорчило.

Эта пластинка. Эдди. Американки. Все это было так глупо. Ужасно глупо.

Живая. Мертвая или живая? Какую это играет роль? Она от всего этого устала, от всей этой игры.

Дорис. Где теперь Дорис?

Может, Дорис ушла?

Но Дорис не ушла. Она не оставила дом. Она терпеливо ждала под запертой дверью комнаты Сандры. Стояла и тихонько стучалась время от времени.

— Сандра, впусти меня. Прости меня.

Дорис стояла за дверью, а слезы все лились и лились, злые слезы, но постепенно Сандра успокоилась. Да брось, это была всего-навсего дурацкая пластинка. Это была игра.

Она подкралась к двери и распахнула ее.

Там, за дверью, стояла Дорис, одетая как на фото из «Плейбоя», насколько девочки себе это представляли. Короткая юбчонка и заячьи уши на макушке. Забавно.

— Сестра Ночь, давай забудем об этом на время. И отправимся на праздник. В саду на Первом мысе сегодня маскарад. Это мой карнавальный костюм, — сказала Дорис, словно это была новость: Дорис на любом маскараде хотела появляться в одном и том же костюме. — А это твой наряд. Ты надевай одежду Эдди. Так будет справедливо.

Женщины в чрезвычайных обстоятельствах (и праздник в самом разгаре).

И, как всегда, он был в саду. Там наверху.

— Что такое материалы для диссертации? — спросила, расхрабрившись, Дорис Флинкенберг Никто Херман.

— Вырастешь — узнаешь, — отвечала Никто Херман. Лето шло дальше, и Никто Херман уже меньше распространялась о своей диссертации. — Поверь мне, — сказала она. — Наступает время, когда чувствуешь, что ничего не хочешь знать. Совсем ничего.

— Тогда ты понимаешь, как хорошо было, когда ты ничего не знала, — сказала Никто Херман и покосилась на часы.

Было без нескольких минут двенадцать пополудни.

— Неплохо бы выпить бокал вина, — сказала Никто Херман осторожно.

— Но не раньше полудня, — ответила Сандра светским тоном.

— Этого Сандра набралась, когда вращалась среди сливок общества, — объяснила Дорис Никто Херман. — Когда жила среди них. С Аландцем и Лорелей Линдберг. Это была жаркая и страстная…

Но тут Сандра пихнула Дорис в бок: заткнись, хватит.

Вдруг все слова застыли, часы пробили двенадцать, солнце остановилось в зените, наступил полдень.

— Хм, — возник вдруг посреди сада не кто иной, как Аландец собственной персоной. — В доме в самой болотистой части леса праздник, — сказал он, почти робко. — Приглашаю вас всех.

А потом они шли через лес к дому на болоте: Женщины, девочки, Магнус фон Б. и Бенгт.

И пришли к дому, где на верхней площадке лестницы стоял Аландец, словно капитан.

Тогда-то Бенгт за спиной Сандры и произнес: «Тонет, тонет» — так тихо-тихо, что только Сандра услышала. Она обернулась и посмотрела на него. А он посмотрел на Сандру.

Праздник был в разгаре.