Калле Каспер - Буриданы [журнальный вариант]

Цветы одурманивали ее, розы и пионы распространяли сладкий аромат, к ним примешивался немного горьковатый запах гвоздик, и она на какое-то время погрузилась в грезы. Сколь многое сегодня было иначе по сравнению с тем днем, когда они с Густавом впервые встретились! Тогда они были только единомышленниками, а сейчас любовники. Но еще большие изменения произошли вокруг них. Могла ли она тогда представить себе, что настанет день, когда они будут вместе ехать в правительственной машине? Никогда, ей было не до подобных бесполезных фантазий, все ее душевные силы уходили на то, чтобы выдержать, не приспособиться, не стать частью отвратительного буржуазного общества.

Наконец машина остановилась, и она услышала голос Густава:

— Вот и приехали.

Лидия вылезла и огляделась, они были на Вышгороде. Прямо перед ними возвышалась арка, они прошли под ней и оказались на террасе, с которой открывался вид на город. За красными черепичными крышами виднелось море, ветреное северное море, по которому скользили парусники. Небо сегодня было ясное, голубое, и море, отражавшее эту голубизну, тоже выглядело весело, празднично. Лидия с радостью постояла бы еще немного и полюбовалась видом, но Густав прошел дальше, к трехэтажному каменному дому в конце террасы, и она последовала за ним. Огромная охапка цветов совсем оттянула ей руки, Густав это заметил и у подъезда снова обменялся с ней букетами.

Поднявшись по узкой лестнице на второй этаж, Густав вынул ключи, отпер дверь от одной из выходивших на тесную площадку квартир и пропустил Лидию вперед.

— Я не успел тебе рассказать, — он был слегка смущен и словно извинялся, — ты была в Риге, когда меня вызвали в хозяйственный отдел и сообщили, что мне выделили квартиру. Первую квартиру в моей жизни, — добавил он, и Лидия вновь уловила в его голосе давно уже не слышанную нотку горечи, с которой Густав обычно говорил о своей, столь героической, по мнению Лидии, биографии.

Лидия заколебалась, не могла решить, уместно ли выказывать слишком большой интерес, квартиру все-таки дали не ей, а Густаву, но любопытство победило, и она быстро пробежалась по комнатам. Их было целых четыре, две побольше, две поменьше, и из обеих больших открывался все тот же вид на город и на море. Мебели не было вовсе, только в самой маленькой из комнат стояла железная кровать, рядом с ней табуретка, а на табуретке одинокий стакан с водой; наверное, Густав спал тут, когда она была в Риге.

— Раньше эта квартира принадлежала одной балто-немецкой семье, но осенью она репатриировалась, — пояснил Густав, — и теперь это все государственное. Сколько нам придется за это платить, я еще не знаю, но думаю, что не очень много, правительство собирается снизить арендную плату.

Арендная плата Лидию занимала мало, куда больше ее заинтересовало другое.

— Нам?

Густав смутился.

— Не знаю, как ты отнесешься к моему предложению, я все-таки человек немолодой, да и здоровье мое оставляет желать лучшего. Но если ты в состоянии меня хоть в какой-то степени выносить, то сейчас тот момент, когда мы могли бы пожениться.

Выносить, подумала Лидия, разве я выношу тебя, я люблю! Голова у нее закружилась, чтобы не упасть, она уткнулась Густаву в грудь, и слезы сами собой выплеснулись из ее глаз. Словно сквозь туман она чувствовала, как Густав обнимает ее и поглаживает по плечу, шепча:

— Успокойся, Лидочка, что с тобой?

Она уже почти успокоилась, но то, что Густав ее — впервые! — так нежно назвал, спровоцировало новый приступ плача.

— Не обращай внимания, — сказала она наконец, шаря в карманах жакета в поисках носового платка, — этого всего для меня слишком много. Разве мы еще два месяца назад могли мечтать, что наша жизнь так изменится? Что старая власть исчезнет, не надо будет больше бояться ареста и тюрьмы, и ты, бывший политзаключенный, станешь членом правительства? А теперь еще твое предложение и возможность создать свой дом...

Отступив на шаг и вытерев слезы правой рукой, она заметила, что все еще держит в левой первоцветы. Остальные цветы Густав положил на подоконник, и все они нуждались в воде. Неужели бывшие владельцы взяли с собой в Германию даже вазы, подумала Лидия и торопливо отправилась искать, где кухня, чулан и прочие хозяйственные помещения. Отворяя двери, она оживилась, сентиментальный настрой прошел, его заменила веселость, возможно, чрезмерная, и она крикнула из кухни:

— Но ты должен пойти к моим родителям и спросить их согласия! Они люди старой закалки, мать любит вспоминать, как отец пришел просить ее руки, нагруженный подарками.