Калле Каспер: Убийство на улице Фельмана

– А что, – сказала Диана, – выглядит неплохо.

Калев поправил очки жестом, уже успевшим стать машинальным, с тех пор, как месяц назад его угораздило погнуть дужку, заснув в очках средь бела дня на диване, те при каждом наклоне головы сползали с переносицы, не встречая на тонком, прямом носу никаких препятствий. Поправил очки, чуть задрал голову и огляделся.

Невысокие, в рост среднего даже не эстонца или иного северянина, а южного человека стены и сходившиеся под тупым углом половинки потолка были оштукатурены и выкрашены в белый цвет, а окаймлявшие перекрытие доски в темно-коричневый, как и подпиравшие невесть что, асимметрично разбросанные по территории чердака квадратные столбы. Не совсем ровный пол покрывал линолеум в разводах рыже-бежевых тонов. Картину дополняло маленькое, четыре стеклышка в тонкой раме, окошко в фасадной стене прямо под потолком, несмотря на прохладную погоду, открытое настежь.

– Да, неплохо, – согласился он. – Только влетело в копеечку.

– В любом случае, в итоге выйдет дешевле, чем арендовать всякий раз зал.

– Пожалуй.

Квартирное товарищество дома номер 37а по улице Фельмана праздновало небольшое новоселье: после того, как целых два года собрания проводились в арендованном актовом зале находившейся не так далеко школы, кого-то из жильцов осенило, решили привести в божеский вид чердак и заседать там. И вот… Купили даже стулья, белые пластмассовые, для дач или уличных кафе, по случаю окончания сезона с изрядной скидкой, к ним еще три стола, на одном разложил бумаги кто-то из членов правления, на двух других стояло несколько откупоренных бутылок и полсотни одноразовых стаканов, кто раскошелился, непонятно, денег на выпивку не собирали. Товарищи по несчастью, как их называла Диана, имея в виду постоянную нужду в каких-то ремонтных работах, дом, хотя и добротный, был построен давно, во времена первой эстонской республики, и приходилось то менять трубы, то революционизировать устаревшую систему отопления, то благоустраивать двор, то перестилать крышу, последнее, еще только в планах, как раз сегодня и предполагалось повести об этом речь, товарищи по несчастью, а, может, и по счастью, поскольку при всем при том квартиры в доме ценились высоко, почти самый центр, и постройка крепкая, надежная, не теперешним чета, так вот товарищи или, если угодно, члены товарищества, входили по одному, по двое, собирались группками, разговаривали или садились на какой-нибудь стул у стенки и молча ждали руководящих указаний или хотя бы явления руководителя. Но председателя все не было, кто-то предложил разливать без него, так и сделали, а поскольку Эстония не та страна, где дожидаются, пока произнесут тост, а, наоборот, предпочитают обходиться без лишних затяжек, то, разобрав стаканы, все начали потихоньку к ним прикладываться. Супруги Кару, молча чокнувшись, тоже пригубили, Диана нашарила стул и села, а Калев высмотрел соседа, с которым собирался посовещаться насчет постоянного интернета, и отошел с ним к дальней стене. Некоторое время Диана наблюдала за мужем, за тем, как он невольно сутулится и вытягивает шею, чтобы «снизойти» к относительно низкорослому собеседнику с высоты своих метра девяноста, как улыбается почти незаметной, снисходительной улыбкой, как морщит непомерно высокий лоб, с которого еще и отбрасывает поминутно назад слегка прикрывающие его волосы, расчесанные на косой пробор… Одет он был буднично, в старые джинсы и просторный свитер, насколько симпатичен, судить она не умела, для нее да, для других – бог весть, но что умен – видно за километр, и приятно сознавать, что не только ей… Потом она отвернулась и стала разглядывать собравшихся поблизости от нее обитателей дома, одних она знала не только в лицо, но и по именам, других весьма смутно, нашлось и два-три человека, которых, как ей казалось, она видела впервые в жизни… впрочем, это могло быть и не заблуждением, а самой что ни на есть реальностью, ведь собраний она своим присутствием почти не удостаивала, Калев обычно ходил на них один, поскольку собственником числился он… Наконец открылась дверь, появился председатель, удивленно вскинул брови, увидев вино, потом взял стакан и разразился тостом, так, ничего особенного, четыре с половиной слова, за «актовый чердак» или что-то еще в этом роде. Присутствующие дружно приподняли свои, как выразился самодеятельный тамада, «бокалы» и поднесли их к губам.