Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

И Петер Клаусен решил стать предпринимателем. Открыл маленькую факторию, водрузил перед ней Даннеброг. Жену среди местных он нашел почти сразу, а теперь обзавелся и детьми, которых по примеру Лауриса назвал датскими именами. Но датский язык они так и не выучили. Прошло несколько лет. Ему только-только хватало на жизнь.

Его самоанские родственники, по обычаю туземцев считая факторию общим источником дохода, обосновались рядышком, на лужайке, ну прямо как стая саранчи. Но он быстренько поставил их на место. Если Петер Клаусен чему и научился в своем родном городе, так это бережливости. Он был готов угощать их в праздники. Так полагается. Но, черт возьми, не каждый же день! И он прогнал их. А коли слов не понимали, так мог и ружьем пригрозить.

Проблема, объяснял он, в том, что им незнакомо понятие «будни». У них вся жизнь — праздник, они не упустят случая принарядиться и попеть. Им надо было объяснить, что такое будни.

Жена ворчала, но Петер пошел в отца и умел настоять на своем, в итоге все его зауважали, по крайней мере, если верить ему. Он не был мата-аинга, слабым мужчиной, который потакает своему роду Но не был и ноа, нищебродом и лентяем.

И вот наступил 1889 год, которому суждено было способствовать возвышению Петера Клаусена, а Лаурису вернуть рассудок.

Их жизнь изменило одно событие.

В то время на Самоа присутствовали не только немцы, но и англичане, и американцы. Все они предъявляли претензии на остров и в итоге наводнили Апийскую бухту военными кораблями, одновременно поддерживая канаков в их внутренних распрях и снабжая всем мыслимым оружием, какое те могли унести на своих широких коричневых плечах.

Генрих Кребс между тем стал важной персоной. Все его планы воплотились в жизнь. Завистливые конкуренты говорили, что он единственный на Тихом океане плантатор, имеющий собственный военный флот. Немецкое государство внимало каждому его слову. Он был государственным мужем и плантатором в одном лице. На его землях кокосовые пальмы стояли как на параде, а кнут щелкал, будто на плацу. Его плантацию народ именовал просто-напросто «Компанией», словно на Самоа не существовало никого, кроме Генриха Кребса с его мечтами о прямых линиях, и это притом, что в Апии находилось американское консульство и выходила англоязычная газета.

Назревала война. Туземцы, у которых, как уже говорилось, было полно оружия, любили пострелять, но не заботились о том, чтобы прицелиться, так что больших потерь, паля друг в дружку, они не несли.

И вот началась война флагов. Великие державы понатыкали флагов по всему острову, везде где ни попадя. Сначала кто-то выстрелил в британский флаг. Затем сожгли американский, а ответственность возложили на немцев. На берег высадились германские войска, но их окружили туземцы и порубили полсотни немцев в капусту. Говорят, в доме, где те удерживали позиции, дыр было больше, чем в рыболовной сети. Немцы пали от американских пуль, поставленных британцами, и в один миг в бухте Апии очутились военные корабли в количестве семи штук, принадлежавшие трем разным государствам. Все ждали первого выстрела.

Но первый выстрел так и не прозвучал, вот в чем суть, — рассказывал Петер. Море нанесло свой удар прежде, чем начали палить из пушек.

Барометр упал 29 ноября. Каждому, кто знаком с Апийской бухтой, известно, что это значит: руки в ноги и — в море. Но офицеры на военных кораблях понятия ни о чем таком не имели. Им хотелось бросить вызов друг дружке, и не знали несчастные глупцы, что злейшим их врагом было море. Сила ветра возрастала, и наконец началось то, что американцы называют hurricane [21] Ураган, тропический циклон (англ.). . Волны в бухте были такой величины, что пугали даже нас, кто не понаслышке знает об осенних штормах в Скагерраке и Северной Атлантике.

А какое зрелище принес рассвет! Три военных корабля на рифах, два — у берега, с торчащим из воды килем, два — на дне бухты. Море поглотило орудия и боеприпасы, а взамен принесло смерть и разрушение. Повсюду в бушующей пене виднелись мокрые спины погибших моряков, они качались в прибое до тех пор, пока их не вынесло на сушу.

Наутро сияющее солнце осветило чистое безоблачное небо. Но совсем иное зрелище представлял собой берег. Выброшенные морем тела сложили рядами. Среди них в молчании ходили выжившие, всем телом дрожа от усталости или, может, от непреходящего страха перед океанской мощью. Они были воинами, им предназначались совсем иные победы и поражения, иная смерть, иная жизнь. И вот их постигла судьба, которая так часто становится нашим уделом — уделом моряков.