Леонид Сергеев - До встречи на небесах

Теперь они неразлучны, квартиру превратили в мини издательство (приобрели компьютер, принтер) и поставили дело на поток, клепают книжки одну за другой, с каждым годом наращивая темп. Дай бог им счастья и огромного благосостояния!

Но перед этими глобальными событиями Яхнин побывал еще в одном загсе. Однажды, когда мы с ним засиделись в ЦДЛ, к нам подсел Сергиенко.

— Вот что! Есть одна интеллигентная богатая женщина. Когда-то мы вместе учились в МГУ. Можем сейчас поехать к ней. За Яхнина я спокоен — он хитрый, умеет себя вести, а ты, Сергеев, веди себя прилично, не напивайся, не ругайся.

Богатая интеллигентка встретила нас, выгуливая пуделя и, как бы между делом, протирала свою «Волгу». Ее звали Марина. Сергиенко говорил, что на их курсе «она была самой красивой», но я увидел женщину не очень-то выразительной внешности, скорее — обычной, неприметной; как позднее сказал Тарловский, «пыльца красоты с нее давно слетела». Она жила с дочерью, студенткой первокурсницей, в большой, хорошо обставленной квартире.

Яхнин сразу запал на эту Марину, завертел хвостом и стал смотреть на нее, как паук на муху; вкрадчиво (в своей манере), с преувеличенной заинтересованностью начал выспрашивать у хозяйки о картинах на стенах, книгах на полках; та с готовностью подробно все объясняла. Я поставил на стол бутылку водки, которую мы притащили, по-простецки спросил, где стаканы — Сергиенко показал мне кулак и уединился в соседней комнате с дочерью хозяйки (стало ясно, для чего нас прихватил). Мне долго не надо было приглядываться к этой Марине, я сразу понял — она цепкая бабенка и расставит сети моему другу как надо.

Понятно, Яхнин не лыком шит, и как ни заманивала его к себе богатая интеллигентка, он долгое время удачно увиливал от последнего шага (довел барышню до иступления; она даже спросила у Сергиенко «уж не импотент ли он?». Но в конце концов Яхнин сдался (подобно всем мужикам, и он поглупел от женских флюид). Вскоре он переехал к богатой интеллигентке Марине, чуть позже они расписались. В загсе я был свидетелем с его стороны и, честно скажу, мне было жаль отдавать Яхнина в руки хищницы Марины.

Спустя некоторое время я зашел к ним и ахнул — мой друг выглядел бледной тенью прежнего Яхнина; неумолчный говорун превратился в молчальника, только безропотно поддакивал супруге, чуть не прыгал перед ней на задних лапках. А она уже во всю распрямилась — небрежно отдавала команды по домашнему хозяйству, да еще ворчала:

— …Он так много ест, просто ужас какой-то!

Позднее она жаловалась нам с Сергиенко:

— …В машине ничего не смыслит — куда ему! И права не хочет получать. Прожил два года, а денег принес всего ничего (такие светские монологи).

Как раз в это время в издательстве «Кристина» Яхнин сандалил одну книжку за другой, заколотил двадцать тысяч(!) и положил на сберкнижку — на случай, если его брак развалится. К этому была небольшая предпосылка — однажды он увидел, как Марину провожал друг ее первого мужа и, прощаясь, они поцеловались далеко не дружеским поцелуем. Большой ревнивец Яхнин закатил Марине скандал и ушел от нее на целых три дня. Потом она доказала ему, что поцелуй все же был дружеским и их семейная жизнь наладилась, но со стороны представлялась пресным зрелищем.

В начале «реформ» богатая интеллигентка Марина навсегда улетела в Америку (возможно, чтобы стать еще богаче, но, как позднее выяснилось, ничего не добилась). Она звала с собой и Яхнина, и на некоторое время он ударился в раздумья; говорил: «лучше там коробки таскать, чем ждать, когда здесь тебе выпустят кишки» (ему, паникеру, уже мерещилась гражданская война, погромы). В те дни он (за компанию) уговаривал эмигрировать и Тарловского — «великим писателем можно стать и там». А Марина в это время уговаривала родителей Яхнина, но те сразу твердо отказались.

В конце концов, выбирая между женой и родными, Яхнин выбрал отца и мать. Я вздохнул с облегчением — снова он был свободен и наш холостяцкий тандем заработал с прежней мощью. Хотя нет, загибаю — немного сбавили обороты, ведь нам уже пошло на шестой десяток.

Я, вроде, упоминал, как-то Яхнин сообщил мне:

— Представляешь, в одном журнале меня назвали великим!

Сообщил это со смешком, но радость так и распирала его — похоже, решил, что теперь ему гарантирована безбедная жизнь и слава, как минимум, в этом столетии.

Долгие годы мы с Яхниным дружили и никогда не касались национального вопроса (если он освежит свою память, то подтвердит — я ни разу не употребил слово «еврей» — это и понятно, ведь воспитывался в интернациональной среде). Только однажды сам Яхнин мимоходом лягнул стихи поэта еврея Л. Яковлева, зато безудержно нахваливал остальных «своих» (Червинского, Соловейчика, Вальшонка, Балла…). Крайне редко он отмечал кого-нибудь из русских авторов. Тогда я не придавал этому значение, и когда началась «криминальная революция», был уверен, что старик Яхнин одним из первых осудит сионистов (оказалось, сионизм реальная сила, и немалая). Кто, как не он должен был это сделать?! Черта с два, не тут-то было! Он заявил, что все идет нормально, в порядке вещей, что сионизм — безобидная штука, всего лишь — «желание иметь свою родину» (почему тогда в ООН его приравнивали к фашизму?).