Леонид Сергеев - До встречи на небесах

Что и говорить, в застолье мы нешуточно подпитывали творчество друг друга.

После второй бутылки мы переключались на политику, и за столом начинался некий бодрящий ужас.

— Эти, у власти, гниды! — цедил, стиснув зубы Кушак, и дальше, не стесняясь в выражениях, обрушивал беспощадную критику на нашу систему (в такие моменты в нем прямо бушевало черное пламя).

Яхнин подливал масла в огонь, добавлял драматизма в разговор:

— Чем хуже, тем лучше, хе-хе.

Словно мазохист, он веселился в предвкушении катастрофы (понятно, развала системы, а не гражданской войны, да еще, не дай бог, погромов). Яхнин никогда не был патриотом, и радовался даже когда наши проигрывали в футбол. Точно так же Ленин испытывал радость, когда Россия проиграла войну Японии. Эти две радости не так уж и далеки друг от друга, ведь у них общая суть, между ними пролегает невидимая (на генетическом уровне) связь.

Так вот, мы поносили систему (я тоже что-то вякал — то, что касалось вождей и режима, который они установили), но вступал, уже поостывший, Мазнин и спокойно все расставлял по местам. Вооруженный основательными знаниями, он вычислял события наперед и предсказывал нам вполне сносное существование.

— …Что вы молотите о преимуществах Запада! — говорил. — Да там даже любовь стала коммерческой. И пока в России есть хоть одна женщина, которая отдается по любви, мы непобедимы!

Понятно, после этого мощного пророческого заявления, мы резко меняли тему разговора и под третью бутылку говорили только о женщинах. Этому разговору мы придавали немаловажное значение; по времени он продолжался гораздо дольше других разговоров и всегда имел на нас благотворное воздействие.

Сейчас, когда мы уже пожилые, наши беседы проходят по той же схеме, только в обратной последовательности и, конечно, женщинам мы уделяем меньше времени, а после второй бутылки говорим о юности и подробно о наших болезнях (до третьей бутылки дело не доходит — уже не те возможности организма). Естественно, здесь мои всплески памяти обрывочны и взгляд на друзей субъективен — кто-то видит их совершенно другими. Прекрасно! Пусть опишут свой взгляд, а меня выставят на посмешище. Но, хоть убей! — все, что здесь катаю, готов повторить под присягой.

В первые годы нашего общения Мазнин с Кушаком еще были женаты и после закрытия клуба спешили домой, а мы с Яхниным приглашали каких-нибудь «любительниц искусства» в мастерскую Яхнина — в конце концов его скитания закончились и знакомая скульпторша сдала ему мастерскую (у него, как и у Кушака, всюду знакомые: скульпторши и редакторши, врачи и юристы, завотделами книжных магазинов; Кушак даже приятельствует с министром культуры, а Яхнин — с судьей Конституционного суда! Ясно, при таких связях можно творить чудеса; эти крепкие цепочки действуют по принципу: «ты — мне, я — тебе», как некое перекрестное опыление).

Мастерская находилась недалеко от клуба и представляла собой огромный сырой запущенный подвал (во время дождей мы с Яхниным делали обводные канавы, чтобы его не затопляло) с невероятным количеством гипсовых бюстов вождей коммунизма. Это было впечатляющее зрелище — за посетителями мастерской из-под толстого, как войлок, слоя пыли постоянно следили десятки холодных глаз.

— Неплохо твоя скульпторша зарабатывала в свое время, — сказал я Яхнину, когда впервые увидел гипсовое кладбище. — Ведь эти идолы стояли даже в банях.

— Их делал ее отец. Сама-то она приличный скульптор. Занимается керамикой. Все хочет прийти с кувалдой и разбить вождей, но я отговариваю. Со временем они будут реликвией, будут стоить целое состояние.

Яхнин обитал в прокуренном закутке, который примыкал к мастерской и был буквально напичкан поломанной и расшатанной мебелью. Двери подвала не закрывались и к Яхнину заглядывали все кому не лень: местные алкаши, желающие «излить душу», и загулявшие полуночники, разные интеллектуалы и, конечно, завсегдатаи клуба. Яхнин гордился подвалом, называл его «оазисом культуры», «филиалом клуба ЦДЛ», «бюро добрых советов», но иногда сокрушался:

— Вчера приходили одни, позавчера другие, все съели, выпили… За месяц прокутил огромную сумму… (никак не мог подняться до высот, когда об этом не жалеют).

— Не зуди! Зато будет что вспомнить, — успокаивал я его, но он не ценил моего заключения, хотя сейчас, вроде, катает мемуары о нашей «подвальной» жизни.

С женщинами Яхнин говорит тихо, вкрадчиво, прямо убаюкивает, при этом, как бы налаживая контакт, поглаживает их — вначале по лопаткам, потом и ниже — здесь у него технология отработана; при мне по телефону, без всякого стеснения, своеобразно выражал свою любовь: