Эльдар Саттаров - Транзит Сайгон-Алматы

Я вернулся домой поздно вечером, громко крича на всю улицу: «Смерть французском империализму!» и пряча в кармане свой первый трофей, складной кнопочный нож. Здесь я застал лишь свою испуганную, заплаканную сестрёнку Софи и дядю Нама, храпящего как слон после вечерней трубки. Потом во всём нашем квартале наступила мёртвая тишина.

Когда в кабинет генерал-губернатора спокойно и деловито вошли товарищи Вьет и Лан из ханойского ЦК, присланные лично Хошимином, у товарища Чанга по спине побежал неприятный холодок. Их суровые лица, задубелые от многолетней подпольной деятельности и военных сражений не сулили каких-либо лёгких переговоров. «А не предложить ли им тоже трофейного коньячку?» — стремительно пронеслось у него в голове. Они дружно уселись в кресла напротив него и тут же выложили свои изящные чёрные пистолеты Макарова на стол, как любил делать он сам. «Пожалуй, лучше не предлагать», решил Чан, расплываясь в лучезарной улыбке.

— Партийное руководство крайне раздосадовано действиями сайгонских товарищей, — сказал Вьет.

— Вместо того чтобы бороться против японских фашистов и французских империалистов, вы пользуетесь их поддержкой и устраиваете вооружённые провокации на улицах города, который мы все любим, — пояснил Лан.

— Мы приказываем вам от имени ЦК немедленно расформировать «Авангардную молодёжь» и набрать из её рядов «Молодую гвардию», — отчеканил Вьет. — И привести её к присяге на верность товарищу Хошимину.

— Всенепременно будет сделано, товарищи — елейным голоском пропел Чанг и подумал: «Хм, делов-то. Переименуем сей же час».

— Временный исполнительный комитет так же распустить и сформировать на его основе расширенный Народный демократический комитет, — приказал Лан, и Чанг подумал: «И его переименуем. Какие проблемы?» Но Лан строго добавил: «В частности, включить в его состав Безумного бонзу из Хоа-хао».

— Есть, товарищ Лан, — ответил Чанг со значительно убавившимся энтузиазмом и мрачно подумал про себя: «Только не Бонзу, чёрт бы его побрал».

На первом же заседании посреди дебатов Бонза затряс головой, схватил её обеими руками и, непритворно вытаращив глаза, ткнул указательным пальцем в Чанга.

— Было мне видение — на этом человеке кровь!

«Ну вот, начинается», — тоскливо подумал Чанг и обернулся к присутствовавшим здесь же товарищам из ЦК. Те угрюмо рассматривали обоих, ожидая, что будет дальше. Чанг поднял было обе руки в примиряющем и успокаивающем жесте, но Бонза крикнул:

— Здесь, здесь он распивал алкоголь с французским полковником, а потом с ним же рассказывал журналистам об их уговоре!

«Неужели его никто не заткнёт», — подумал Чанг и опять обернулся к Вьету и Лану. Оба продолжали внимательно наблюдать за ними. «Что ж, хорошо, псих, дам я тебе мой политический ответ», — сказал про себя Чанг и невольно положил руку под столом на деревянную кобуру своего допотопного маузера.

— О-о, вижу, чую недоброе ты задумал! — выкрикнул Бонза, вскочив и сжигая его уже абсолютно сумасшедшим взглядом. Чанг невольно вжал голову в плечи. Бонза рухнул на стул и, положив голову на свои руки, впал в прострацию. Вьет и Лан переглянулись и вышли, не проронив ни слова.

Товарищ Чанг почему-то решил, что из неприятной ситуации он на этот раз сможет выкрутиться при помощи англичан, чьё прибытие ожидалось со дня надень. Именно англичане должны были принять капитуляцию у японского командования в соответствии с потсдамскими решениями. Когда товарищи из ЦК отбыли на Север, Чанг распорядился нарисовать приветственный баннер на английском: «Добро пожаловать, наши дорогие Союзники!», и растянуть его на фасаде генерал-губернаторского дворца вместе с флагами коммунистического Вьетминя и «Юнион Джеками», древко к древку.

Однако когда полковник Грейси во главе Союзной комиссии и батальона непальских гурок подъезжал к резиденции на видавшем виды «додже», вид этих приветственных растяжек и особенно этого странного сочетания знамён сильно озадачил его. Он велел шофёру остановиться и подробно расспросил о том, кто занял дворец индокитайского генерал-губернатора. Узнав, что там засел некий Чанг из Вьетминя, бывший каторжник и стукач, генерал удивился ещё больше и спросил водителя, где же находится штаб японского командования? Тот лишь пожал плечами. Тогда он велел шофёру немедленно доставить его к японцам, где бы они ни были. Объехав улицы, охваченные массовым разграблением продовольственных лавок и модных бутиков, порт и аэродром, заглянув в Арсенал и Индокитайский банк, генерал нашёл японский штаб во дворце губернатора Кошиншины. Это были остатки офицеров имперской армии из тех, что ещё не вспороли себе животы и не ушли в джунгли сражаться за Вьетминь. Они сидели в столовой, одетые в белые домашние халаты и задумчиво ели рисовые колобки. Сэр Грейси обратился к ним в возвышенных выражениях и, взывая к их воинскому долгу и офицерской чести, упрекнул их в том, что они не смогли передать ему вверенные территории в состоянии полной законности и правопорядка. Японцы внимательно слушали его, продолжая жевать и рассматривая англичанина со смесью искреннего любопытства и немого восхищения перед победившей стороной. Они никак не отреагировали на его морализирующие доводы, но тем не менее согласились сопроводить его, чтобы «побыстрее выпнуть этого проходимца из дворца».