Эльдар Саттаров - Транзит Сайгон-Алматы

Весь следующий день мы с Софи, тщательно забаррикадировав входные двери, отпаивали и выхаживали бедного дядю Нама, потому что у него закончился опиум, а Опиумная мануфактура была закрыта, как и большинство курилен. Доктор с обезболивающими и витаминами прийти отказался, несмотря на обещанное ему тройное, а затем и десятикратное вознаграждение. «Да хоть стократное», сказал он и бросил трубку. Так что на следующую ночь мы бодрствовали уже втроём. Сразу же с наступлением темноты возобновилась отчаянная стрельба — основа Вьетминя вышла из лесов, чтобы дать свой ответ. По всему городу выросли баррикады из поваленных деревьев, угнанных, перевёрнутых, а иногда и поджаренных автомобилей, взлетел на воздух полицейский участок в порту, ещё через полчаса там же занялись весёлым пламенем нефтехранилища. Центральную часть Сайгона освещало жутковатое зарево, его отблески, так и плясали в наших окнах, скакали по стенам, как солнечные зайчики.

Утром дяде, слушавшему радио, чтобы хоть как-то отвлечься от ломок, удалось настроиться на волну франкофонной радиостанции, передававшей последние сводки с мест событий. Оказывается, спустившись за ночь по реке на своих канонерках и сампанах, банды пиратов из «Комитета налётчиков» заняли целых шесть районов вокруг порта в Южной части города. Каодаисты тем временем оккупировали и упорно удерживали Тайниньское шоссе и подступы к аэродрому Таншоннят. Северная часть города перешла под совместное управление пиратов и Вьетминя. В Восточной части города «Молодая гвардия», отбив атаки французов, длившиеся всю ночь, смогла под утро воссоединиться со взрослой партизанской основой. Уже в четыре часа дня мы могли слышать разухабистые пьяные песни пиратов у нас на районе. Приплыв по каналам, они буквально ворвались в центр города, взяли под плотный обстрел рю де Верден, бульвар Боннар, проспект Катина и заняли весь участок от бульвара де ла Сомм до Центрального рынка. Ближе к вечеру, они заложили динамитом и взорвали местную водопроводную станцию и электростанцию. Мы остались без воды и света, но нас с Софи это почему-то только радовало.

Дядя Нам считал, что нам надо было уйти из города на несколько дней раньше, и тогда мы смогли бы прорваться к маминому родовому замку, где было намного безопаснее. Но теперь, по словам дяди Нама, пытаться выбраться из сайгонского котла живыми, было практически невозможно. Для этого пришлось бы пробиваться на дядиной «Пежо» с полупустым бензобаком, ведь замок лежал в двухстах километрах к Югу от Сайгона, а этот вариант отпадал, как практически невыполнимый. Сегодня утром, например, та же радиостанция передавала, что по пути в аэропорт, на контролируемом каодаистами шоссе, был убит полковник ОСС — ЦРУ, принимавший участие в репатриации американских военнопленных. Чуть позже, японские наёмники арестовали в ничейной зоне советского чекиста, об этом тоже передавали по радио. Он разделил судьбу местных революционеров, навеки сгинув в жёлтом здании с наглухо закрытыми ставнями на Катина.

Прислугу в те дни, словно ветром сдуло, и мы с Софи сами начали помогать дяде потихоньку готовить рис, жарить рыбу «кахо», мыть посуду, стирать и убираться по дому. Слава богу, дядя Нам оказался гораздо более запасливым в отношении риса, чем опиума, его кладовая была заставлена плотно набитыми мешками. Полагаю, что некоторым менее предусмотрительным соседям из французов приходилось потуже — из наших окон хорошо было видно, как сначала загорелись рисовые склады Центрального рынка, подожжённые пиратами, потом заполыхали пакгаузы в порту, те самые, в которые стекался рис со всей провинции. Французы очень рассчитывали на экстренную доставку провианта из региона Митхо, считавшегося лояльным, но экипажи обоих сухогрузов, самовольно затопили их на подходе к Сайгону. Так было уничтожено ещё около шестисот тонн риса, предназначенного для новых колонизаторов. Изголодавшиеся французы под громкое урчание своих желудочных соков решили перейти в контрнаступление на «красный пояс» сайгонских пригородов, но столкнувшись с ожесточённым сопротивлением местной народной милиции, были вынуждены отступить. Костяк милиции состоял из работников трамвайных депо, самовооружившихся, организованных и идейно направляемых троцкистскими активистами. На их стороне было замечено также большое количество японских дезертиров, в связи с чем полковник Грейси отдал особое распоряжение: японцев живыми в плен не брать. Более того, он приказал освобождать японских военнопленных, согласных сражаться на стороне англичан. Почти все японцы, поставленные перед выбором плена или смерти в бою, выбирали второе.