Юй Хуа - Братья

— Вымой голову, а потом приходи.

Ли Лань, поникнув от стыда, вернулась домой и переживала там в одиночестве два дня. Все это время она только и делала, что представляла себе облик улыбающегося, еще живого мужа. Ей казалось, что если она вымоется, то тем самым покажет себя недостойной Сун Фаньпина, недостойной любви всей ее жизни. Потом она подумала, что ей не так уж и много осталось, что совсем скоро она, возможно, свидится на том свете с Сун Фаньпином и ему, очень может быть, тоже не по сердцу придется тошнотворный запах ее волос. Поэтому воскресным вечером Ли Лань положила в бамбуковую корзинку смену чистой одежды, крикнула уже совсем было собравшегося испариться сына и, поколебавшись, сказала:

— Боюсь, что не вылечат меня. Пока я не померла, хочу вымыть как следует волосы.

С тех пор как Бритый Ли полюбовался женскими задницами в нужнике, Ли Лань впервые захотела, чтоб он вышел вместе с ней на улицу. Хотя сын, как и прежний муж, опозорил ее и она никак не могла простить этого прежнему мужу, пусть и покойному, с сыном все обстояло иначе: он ведь был все-таки своя кровинушка.

Когда они бок о бок двинулись по улице в сторону бань, Ли Лань вдруг заметила, что Ли уже перерос ее. На лице у матери заиграла удовлетворенная улыбка, и она, не удержавшись, схватила сына за руку. К тому времени Ли Лань уже ходила с одышкой. Пройдя метров двадцать, она прислонялась к дереву спиной и отдыхала, а Ли стоял с ней рядом и здоровался со знакомыми, всякий раз разъясняя Ли Лань, что это были за люди. Ли Лань с удивлением отметила, что знакомых у ее пятнадцатилетнего сына прямо-таки во много раз больше, чем у нее.

От их дома до бань было всего полкилометра, но Ли Лань понадобилось больше часа, чтоб одолеть это расстояние. Всякий раз, когда она приваливалась к дереву, Ли терпеливо ждал рядом, со взрослым видом развлекая ее рассказами о всяких лючжэньских делах — Ли Лань о них и не слыхивала. Тут пришел черед Ли Лань посмотреть на сына совсем другими глазами. В душе она ужасно обрадовалась и тут же подумала: вот если бы Бритый Ли был таким же порядочным, как Сун Ган, прожил бы он на этом свете, не знаючи горя, да только жаль… Ли Лань сказала себе: «Сын мой настоящий дьявол…»

Когда они добрались до входа в бани, Ли Лань снова немножко отдохнула у стены, а потом потянула Ли за руку, веля ему никуда не уходить, а дожидаться ее снаружи. Бритый Ли кивнул и поглядел вслед вошедшей в бани Ли Лань: шаги матери были медленными, как у старухи, а вот волосы, не мытые целых семь лет, черными и блестящими.

Ли проторчал у входа в бани незнамо сколько времени. Сперва у него от стояния заболели ноги, а потом заломило ступни и пятки. Он видел, как из здания наружу вываливалась куча раскрасневшегося народу с мокрыми волосами. Некоторые, заметив Ли, не забывали крикнуть ему «Эй, жопа малолетняя!», а некоторые окликали его «повелитель жоп». Для тех, кто обзывал его, Ли напускал на себя важный вид, не затрудняясь даже бросить взгляда в их сторону. Зато при тех, кто называл его «повелителем жоп», он расплывался в улыбке и приветствовал их со всем радушием, потому как это были все сплошь его лапшовые клиенты и приветливость Бритого Ли приносила свой процент.

А еще из бань вышел Кузнец Тун. Увидев торчащего при входе Ли, он проорал:

— Эй ты, ублюдочья жопа! — Потом он ткнул пальцем в здание и предложил: — Как славно подглядывать в банях! Жоп столько, что глаз на все не хватает…

Ли хмыкнул и сказал с неудовольствием:

— Да что б ты понимал! Ежели их так много, то разве все разглядишь? Даже и непонятно, на какую смотреть. — Произнеся это, он растопырил пальцы и принялся наставлять Кузнеца: — Самое большое должно быть не больше пяти, самое малое — не меньше двух. Если больше пяти, одуреешь смотреть. Ну а если меньше двух, то тогда выходит всего одна: попялиться-то попялился, запомнить-то запомнил, да никакого сопоставления.

Услышав это, Кузнец словно прозрел и будто бы с почтением сказал малолетнему Ли:

— Ты, ублюдочья задница, просто талантище! Я тебя как-нибудь непременно приглашу на миску саньсянь.

Ли сделал вежливый жест и поправил Кузнеца:

— Называй меня «повелитель жоп».

На сей раз Кузнец послушался и произнес:

— Ты и вправду «повелитель жоп».

Наш лючжэньский властелин жоп прочалился перед нашими лючжэньскими банями почти три часа, а его мать так и не вышла наружу. Временами его бросало в жар от злости, временами он начинал беспокоиться, не упала ли мать там, внутри, в обморок. Когда прошло три часа, вслед за несколькими молодыми девушками на пороге, с трудом передвигая ноги, появилась седенькая женщина. Ли был весь увлечен девушками, которые болтали и смеялись, пока с их волос капала вода, и даже не заметил, как та ковыляющая старушка подошла к нему. Седая женщина встала рядом с ним и тихонько сказала: