Бернар Клавель - В чужом доме

— Обожди меня минутку, — обратился Доменк к Жюльену, — я скоро ухожу. Пойдем вместе.

Жюльен опустился на скамью рядом с ним.

— Ты только что упомянул о вашем мастере, — сказал секретарь. — Думаешь, он мог бы вступить в нашу конфедерацию?

— Он славный человек, — проговорил мальчик. — Я на него пожаловаться не могу.

Взрослые снова рассмеялись.

— А ты когда-нибудь слыхал о «Боевых крестах»?

Жюльен отрицательно качнул головой, помедлил, а потом спросил:

— А что это такое?

Мужчины рассмеялись еще громче.

— Ты, видать, не больно в курсе дела, — сказал секретарь. — Надо будет тебе еще многое разъяснить. А пока выслушай добрый совет: не говори своему мастеру, что ты собирался пригласить его сюда. Не думаю, что ему это понравится.

— И все же, уверяю вас, он славный человек, — повторил мальчик.

— В этом я не сомневаюсь… — заметил Доменк.

Профсоюзный работник прервал его:

— В таком случае он не находился бы среди этого сброда.

— Он не принимает особого участия в их делах, — заметил Доменк. — Я думаю, он просто проявил слабость. Хозяин кондитерской — член так называемой народной партии [6] Французская народная партия — фашистская организация, активно выступавшая перед второй мировой войной против рабочего движения. , он-то и втянул Андре в организацию «Боевых крестов». Должно быть, малость польстил мастеру, сказал, что там нужны такие силачи, как он.

— Да, Андре — настоящий силач, — вмешался Жюльен. — Он хватает мешок муки в сто килограммов и без остановки поднимается с ним на четвертый этаж.

— Знаю, — отозвался Доменк. — И он очень гордится своей силой. Знаю также, что когда он выходит из себя, то не награждает тумаками учеников, а обрушивает свой кулак на жестяные коробки, стоящие перед ним.

Жюльен рассмеялся и подтвердил:

— Верно. И когда мастер одним ударом сплющивает коробку, значит, он озлился не на шутку.

— И после этого он сразу успокаивается? — спросил секретарь.

— Да, — ответил Доменк. — Если бы в организации «Боевых крестов» все были такие, как Андре, думаю, можно было бы не очень тревожиться.

— Ну, а помощник мастера? — спросил секретарь.

— Виктор? Тоже малый неплохой, — сказал Жюльен, — но, по-моему, профсоюз его мало интересует.

— Знаю, что он осмеивает наше профсоюзное собрание, — заметил Доменк, подмигивая Жюльену, — но он ведь паясничает по любому поводу. Главное другое: Виктор копит деньги. И девушка, с которой он гуляет, ему под стать. Когда они сколотят себе капиталец, то поженятся и заведут собственное дело.

— Все ясно, — вмешался профсоюзный работник, — эти люди для нас потеряны.

— К тому же, — продолжал Доменк, — Виктор в этом году уходит в армию, поэтому он так или иначе…

С минуту все молчали, потом Доменк поднялся с места и направился к столу. Жюльен последовал за ним. Они попрощались с секретарем и вышли.

На улице было совсем темно. Мальчик вздрогнул. По мосту они шли молча, потом Жюльен спросил:

— Вы не против, если мы пойдем не вдоль откоса, а по центральной аллее?

— Говори мне «ты», — предложил Доменк. — Хоть я и помощник мастера, а ты пока еще ученик, по-моему, мы вполне можем дружить.

Мальчик свернул направо. Доменк пошел рядом, прибавив:

— Боишься, что они тебя увидят? Не беспокойся, днем раньше, днем позже все равно узнают. Впрочем, если б они не узнали, тебе незачем было бы вступать в профсоюз.

Он сделал паузу, потом спросил:

— Ты по крайней мере не трусишь?

Они миновали освещенную зону и шли теперь по аллее между кустарников. Мальчик пытался разглядеть лицо своего спутника, но было слишком темно.

— А чего мне трусить? — спросил он.

— Ты прав. Я сказал глупость. Ты сумеешь за себя постоять. Надо только, чтобы ты хорошенько знал свои права. Я тебе растолкую что к чему. Давай встретимся как-нибудь во вторник. Во всяком случае, если что стрясется, приходи сюда в часы дежурства или передай через Колетту Паризо.

Поднимаясь в гору, Доменк тяжело дышал; он умолк. Когда они подошли к перилам бельведера, он опять заговорил:

— Очень славная она, ваша Колетта. И мужественная, удивительно мужественная. Но все-таки бедняжка…

Он не закончил фразы. Несколько минут они шли в молчании, потом Жюльен услышал, как Доменк прошептал:

— В сущности, может, из-за этого… Из-за всего этого…

Вечером Колетта вышла из кондитерской в ту самую минуту, когда Жюльен направлялся в кинотеатр, неся ящик со льдом, наполненный мороженым. Ветер по-прежнему обжигал щеки. Улица была совсем пустынна. Жюльен прошел несколько шагов рядом с Колеттой. Он повернул голову. Девушка улыбалась. И эта грустная улыбка, казалось, таила в себе одновременно призыв к мужеству.