Бернар Клавель - Сердца живых

Франсис Каранто и Жюльен Дюбуа сошли с поезда в Кастре незадолго до полудня. Остававшиеся в вагоне солдаты подали им ранцы и винтовки. Один солдат, который, как и Каранто, был родом из Савойи, крикнул земляку:

— Если поедешь в отпуск раньше меня, навести моих родителей!

— И утешь его милашку! — подхватил другой.

В вагоне засмеялись. Хлопая дверцами, прошел железнодорожник.

— Вам повезло, — послышался чей-то голос, — вы уже на месте. Через четверть часа нажретесь до отвала.

Свисток заглушил слова говорившего. Котлы паровоза глухо заворчали, заскрипели буфера, и поезд медленно тронулся. Один из приятелей Каранто высунулся в окно и замахал пилоткой цвета хаки. Когда состав исчез из виду, Каранто и Дюбуа переглянулись. На платформе, кроме них, никого не было. По другую сторону полотна железнодорожный служащий толкал тележку для багажа.

— Пошли туда, — сказал Каранто.

Они помогли друг другу половчее приладить поклажу. Помимо вещевых мешков и оружия, у них были еще тяжелые ранцы.

— Хоть бы знать, что нас ожидает, — вздохнул Жюльен Дюбуа.

— Плевать мне на это, — отозвался Каранто. — Хочу только одного: поесть да выспаться.

Уходя с вокзала, они спросили у контролера, где расположен пост наблюдения. Тот сперва удивился. Потом, внимательно рассмотрев литер одного из них, спросил:

— А, ПВО?

— Да, вот именно.

Контролер объяснил им, куда идти.

— Это далеко? — спросил Каранто.

— Порядком. И дорога крутая.

Солдаты двинулись по длинной, обсаженной деревьями улице мимо унылых домов — низких и чуть повыше. Ветер тут был не такой сильный, как в Пор-Вандре, но серое ноябрьское небо тяжело нависало над холмами. В конце улицы начинался городской парк, листва с деревьев уже почти вся облетела. Порыжевшие листья поднимались в воздух, неслись вдоль тротуаров или вихрем кружили на мостовой.

— Должно быть, это и есть Епископский парк, о котором упоминал железнодорожник, — заметил Каранто.

Они спросили прохожего. Тот подтвердил и сказал, что мост Бье прямо перед ними. Солдаты с минуту постояли на этом мосту, опершись на каменный парапет. Вода в реке была грязная, еще более серая, чем небо. Ниже по течению виднелись ржавые деревья, красные крыши, а еще дальше вырисовывалась темно-синяя, почти черная линия гор. Выше по течению, за треугольной, окаймленной кружевом пены плотиной, можно было различить другие мосты; издали казалось, будто они перекинуты прямо между домами, расположенными на обоих берегах реки. Почти у всех этих выкрашенных в разные цвета домов балконы выходили на реку.

Солдаты двинулись дальше.

— Если я его верно понял, нам вон куда придется карабкаться, — сказал Жюльен.

Перед ними, на левом берегу реки, по склону холма уступами располагались дома. На вершине, над кедровой рощицей, возвышались четыре остроконечные башенки.

— Да, пожалуй, это еще дальше того замка, — пробормотал Каранто.

Должно быть, он совсем выбился из сил. Шел, согнувшись под тяжестью ноши, вытянув шею, и воротник его шинели покрылся пятнами от пота, стекавшего с затылка. Он бросил взгляд на маленькую площадь, видневшуюся по другую сторону моста.

— Выпьем по стаканчику? — предложил Каранто.

— Как хочешь, — откликнулся Жюльен. — Только идти потом будет еще труднее.

— Черт с ним! Я просто умираю от жажды.

Они вошли в кафе, где почти никого не было. Пиво оказалось холодным. Солдаты залпом осушили кружки, заказали еще по одной и расположились поудобнее.

— Между прочим, они ведь знали, что мы должны приехать, — сказал Каранто, — могли бы встретить на вокзале. И помочь нам тащить поклажу.

Он снова отхлебнул пива. Его тонкое лицо стало менее напряженным. Он взглянул на товарища и спросил:

— Не жалеешь, что пришлось уехать из Пор-Вандра?

Перед глазами Жюльена вновь встал военный лагерь, расположенный на крутом берегу залива, — они пробыли в нем два месяца. Там почти все время дул ветер, вздымая тучи песка и гальки. Огромные волны разбивались о прибрежные скалы. По ночам, в часы дежурства, было необыкновенно красиво: ветер пробегал по морской глади, залитой лунным светом. Орудия, установленные в расселинах, устремляли свои жерла в небо, но из них так ни разу и не выстрелили.

— А чего жалеть? — сказал Жюльен. — Каждый день тушеные баклажаны без масла, а все мясо — на офицерский стол! Думаю, здесь хуже не будет.