Вот за этой благодетельной операцией и застал их Дорохов, возникший как из воздуха на гребне заросшего ельником склона.
— Это что же вы делаете, молодые люди? — прикрикнул он сверху. — А ну-ка, Камлаев, быстро ко мне!
— Мне и здесь хорошо, — огрызнулся Матвей, выворачивая лицо из-под Огнежкиных поцелуев.
— Ноги в руки, Камлаев, — скомандовал безо всякого ожесточения Дорохов. — Забыл, где находишься?
— А может, это вы забыли, где находитесь? — отвечал Камлаев, не выпуская Огнежки и прижимая ее лицо к своей груди. — Могли бы раз и отвалить — из приличия. Вы, может, слыхали, что иногда между мужчиной и женщиной происходят такие вещи, при которых присутствие третьего исключено. А если этот третий почему-то желает присутствовать, то у него, наверное, серьезные психические отклонения…
Дорохов смолчал. Дорохов не улыбался. Он вообще не улыбался. Своим тонкогубым и будто прорезанным бритвой ртом. Славный рыцарь плаща и кинжала. И вот, не вынимая из карманов рук, он будто ангел, обретя способность к левитации, за секунду слетел вниз по склону. И совершенно, как казалось, без усилий отделил клещом вцепившуюся в Камлаева Огнежку.
— А ну-ка, марш в гостиницу, щенок!
Матвей пружинисто вскочил, размахнулся и тут же получил неуловимо короткий тычок в подвздошье.
Всю дорогу назад в машине они с Дороховым молчали. За почти два года «совместной жизни» Камлаев уже успел получить достаточно верное представление о том, что за фрукт этот рыбьеглазый «музыковед в штатском». Матвей его не ненавидел — боже упаси! — принимал опеку Дорохова как неизбежность, тяготился временами — это да, но всякий раз удерживался от того, чтобы взбрыкнуть. Над тем, что и как ему играть, ни Дорохов, ни стоящая за ним «контора» были не властны. Там, где любой другой артист почувствовал бы темный вкус парализующей волю тюремной тоски, Камлаев оставался равнодушным. Слова того авторитетно-беспристрастного критика о «юном дикаре» не так уж были далеки от истины, правда, несколько в ином смысле: в вопросах «политической грамотности» Камлаев был наивен до невозможности; он вообще отсутствовал на том поле борьбы, на котором находились Дорохов и другие, подобные ему. «Холодная война» идейных ценностей представлялась ему пошловатой легендой, сказкой, лубком, и бескровную сшибку мировоззрений можно было свести к картинкам на все том же агитплакате, недвусмысленно разделенном на свинцово-мерзостный капитализм и лучезарный коммунизм. И если кому-то было угодно всерьез воспринимать вот эту сказку, то Камлаев ничего против этой серьезности не имел. Бах здесь был ни при чем. «Христос покоится в оковах смерти» можно было преспокойно заменить на «Подвиг бакинских комиссаров»: содержание пасхальной кантаты Баха от этого не изменилось бы ни на йоту. Музыка идей не выражает, и уж тем более таких, какие можно донести «шершавым языком плаката». И только в высшей степени несведущему кретину может в голову взбрести отыскивать в звучаниях героический порыв, прославление труда шахтера, сталевара, хлебороба. Нет, Матвей совсем не возражал против честного труда сталеваров и хлеборобов, которые тоже включались в мировой порядок, но суть музыки заключалась явно не в богатых урожаях хлопка и надоях молока. Музыка должна служить доказательством существования мирового порядка. Она сама должна быть этим мировым порядком. Другого назначения у музыки нет. И у Камлаева, стало быть, нет другого назначения тоже.
— Вы что себе позволяете, Камлаев? — продолжил Дорохов, как только они переступили порог гостиничного номера. — Вы что, не понимаете, какая ответственность на вас лежит? Вы хоть на секунду задумались о том, какое доверие вам оказали? Вам что, отдельно нужно объяснить, что здесь вы представляете не самого себя, а целый народ? Что здесь вы — лицо советской музыкальной культуры? А вы этим лицом — как рылом в грязь? Вы что, не понимаете, что каждый ваш шаг рассматривают под микроскопом? Запомните, Камлаев, раз и навсегда: всякие контакты с непроверенными лицами вам строжайше запрещены. Включая и контакты с местными… ну, вы поняли. Вам сколько раз это необходимо повторять? Или вам хоть кол на голове теши?
— Но мы же с вами находимся в социалистической стране.
— Вот только не надо корчить из себя дурачка, Камлаев. Вы прекрасно понимаете, где вы находитесь. И вы прекрасно понимаете, что они воспользуются любым неосторожным вашим шагом…
— Да кто они-то?
Читать дальше